Сергей Васильев - На разломе двух времён. 80-е

Медленно приближаясь, они шли прямо на нас. Мы стояли вдвоем с товарищем, держа в руках свое «Воззвание». Перед нами Сахаров и Боннэр, а за нами большая группа японских туристов. Было уже темно, наверное, плохо видно, и Андрей Дмитриевич подумал, что вся эта большая группа людей вышла специально встретить его, ждут его мнения и слова. Академик остановился, поздоровался и стал рассказывать о результатах дня, о Горбачёве и Верховном Совете.

Я стоял очумелый, пытаясь прийти в себя.

В жизни каждого человека бывают дни, в которые трудно потом поверить и невозможно повторить.

Но это было! Мы стояли с Андреем Дмитриевичем Сахаровым друг против друга ночью на Красной площади, и он рассказывал мне что-то про Горбачёва и Верховный Совет. Это был момент достижения невероятной, немыслимой вершины.

Скоро все изменится. Начнется падение и развал страны. Мои взгляды поменяются диаметрально, но это мгновение останется в памяти навсегда.

Когда меня спрашивают, каким он был для меня, пик Союза, я вспоминаю эту ночь: Красная площадь, звездное небо и разговор с академиком Сахаровым один на один.

Первой что-то неладное почуяла Боннэр, она таки разглядела, что за нами стоят совсем не восторженные советские избиратели, а случайные японцы, которые вообще не понимали, кто тут перед ними. А академик вел ночной разговор с всего лишь двумя молодыми студентами. Она аккуратно толкнула локтем супруга, мол, хватит болтать. Можно закругляться, пошли домой.

Я передал Андрею Дмитриевичу наше «Воззвание», и мы разошлись…

Здравствуйте, мои Родные.

Только что началась лекция по партполитработе. Майор оказался очень оригинальный, разрешил не только заниматься чем угодно, но и спать на его лекциях. Так что я решил написать Вам письмо (очередное).

Лишь вторую неделю моросящий дождь портит наше настроение, а в остальном у нас все «хорошо, прекрасная маркиза!». Вчера были на аэродроме. Полазили по самолетам типа «изделие номер 48», пособирали землянички, поспали в ангаре – в общем, ознакомились с летной техникой эскадрильи! Все хорошо, но возвращались под нудным дождем и промокли до нитки. Сушилки нет, запасного кителя тоже, так что вместо самоподготовки (после обеда), кто-то спал, кто-то играл в козла, кто-то – в дурака. В общем, продолжилась наша ежедневная лафа.

Сегодня начался круговой турнир (в парном разряде) по козлу. Мы с Пушкиным с утра уже выиграли у трех пар в сухую, пока идем в фаворитах.

Турнир по футболу начался уже давно, но дождь задержал его окончание. Позавчера наш второй взвод играл с третьим. Это не игра, а смех. Все поле в лужах, дождь не прекращается. Не игра, а какой-то аттракцион. Счет матча 1:1. Кстати наш гол (случайный, конечно) забил я, гол признан лучшим в сезоне.

Так и идет наша жизнь от битвы к битве, от боя к бою, «покой нам только снится». На следующей неделе должен подъехать Вахранев, обещает провести учение с холостыми патронами, разведкой, ракетами, маршбросками – в общем, начинается игра «Зарница».

На этом заканчиваю, т. к. наш почтальон срочно убегает на почту. Пишите, очень жду.

До свидания. Целую всех.

Если сказать, что на армейских сборах у нас была лафа, значит – ничего не сказать!

Четыре года учебы на Физтехе мы ходили на военную кафедру изучать военную теорию, технику, устав и прочее. И так – каждую субботу. Финалом военной подготовки в институте, которая должна была заменить нам службу в армии, были «военные сборы».

Туда мы и отправились в июне, сразу после сессии, в самый разгар заседаний первого Съезда народных депутатов СССР. Жаркие дебаты того Съезда, наш «революционный» бросок в Москву с письмом в защиту академика Сахарова были еще свежи в памяти, но пришлось резко переключиться: мы должны были «отслужить» и вернуться назад лейтенантами.

Первая неделя сборов напомнила, скорее, пионерлагерь, нас поселили в одну большую казарму, давние друзья и товарищи оказались вместе. Режим был веселый и спортивный: завтрак – волейбол – обед – тихий час – волейбол – ужин – волейбол и спать. Мы почти не надевали форму, ходили в трениках и кедах. Военный городок жил своей обычной жизнью, все солдаты были в форме и сапогах, а тут большая толпа вольношатающихся студентов в тренировочных штанах и кедах. Срочники с завистью смотрели на этот студенческий лагерь внутри военных казарм. Нас лишь изредка вывозили на стрельбы из автоматов, но толку в этом было мало, все попадали в молоко.

Военные «порядки» вызывали много вопросов. Ну, скажем, зачем надевать военную форму перед вечерней поверкой, если ее тут же нужно снять? Зачем подшивать подворотнички, если к концу дня они уже грязные? И, наконец, а зачем вообще все это нужно?

Единственное, что держало в тонусе, – предстоящая присяга! К ней нужно было готовиться, учиться маршировать, но, так как в основном мы играли в волейбол и строевой подготовкой не занимались, результат был соответствующий – все шли не в ногу, автоматы висели, как на наемниках, и вообще, все вызывало гомерический смех. Мы постоянно хохотали. Владику, одному из наших сокурсников (парню солидной комплекции), так и не смогли подобрать форму, ему нужен был китель 56 размера, а сапоги 50. Таких размеров не было. И поэтому Владик ходил в сандалиях, простой зеленой рубахе и носил кличку «сын полка». Присягу он начал со слов:

– Военная присяга. Я гражданин СССР…

После присяги нас наконец-то вывезли на аэродром – мы проходили службу в авиационном полку. Но там мне запомнилась не техника, а огромная толпа беженцев, которых временно разместили на летном поле. Все: мужчины, женщины, дети – жили там одним большим табором с временной полевой кухней и туалетом прямо в поле. Их было там несколько тысяч. Как раз в те дни в Ферганской долине Узбекистана начались погромы и выступления узбекского населения против турков-месхитинцев, и теперь их самолетами вывозили в Центральную Россию, спасая от резни. Почему-то Грузия, откуда еще Сталин выселил этих турков, принимать их не хотела, и власти пытались пристроить их где-то под Смоленском.

Это был первый год, когда на окраинах Союза начались неожиданные национальные стычки: резня в Сумгаите, бойня в Ферганской долине. Все это казалось странным и воспринималось с недоумением.

С чего такие страсти?

Депутаты на Съезде в Москве, все общество обсуждают, как нам демократизировать страну, как улучшить жизнь. А они там, на окраинах, зачем-то начинают местечковые жестокие драки. Жителям Москвы и центральной России это казалось чем-то диким и непонятным. Смотреть на это было неприятно, но воспринималось, скорее, как эпизоды, случайные вспышки. Особенно на фоне нашей «армейской» жизни, которая в основном состояла из «дурака», «козла», расписывания пульки и других популярных настольных игр.