Евгений Крушельницкий - Как ломали замок границы

Что же не устраивало угонщиков?

Нинель Сергеевну не устраивало многое. Лишилась родителей, когда ей не было и шести. Отец погиб на фронте, мать осталась одна с пятью детьми. А через год пьяный сторож застрелил её на колхозном поле, откуда она пыталась вынести несколько картофелин. Росла в детском доме, откуда вышла деспотичной и нацеленной на выживание. Работала продавщицей. Вышла замуж, через год на свет появилась Людмила. Вторая дочка родилась мертвой, и мать поклялась: «Никогда не убью в себе ни одного ребенка. Буду рожать всех». За четверть века родились ещё десять.

Муж пил. Сосед вспоминает: «Мужа своего, Митьку, сильно терроризировала. Стоило мужику выпить 50 грамм, так ору было на всю округу. Он, хотя алкашом не был, выпивал иногда крепко». Учтём, что «крепко» — это даже по сибирским меркам. Потом умер, оставив одиннадцать детей.

Это была семья, где младшие подчинялись старшим, а все вместе — матери. С её одобрения мальчики пошли в музыкальную школу, а девочки — по материнским стопам, в торговлю. Хотя у старшей, Людмилы, поначалу были другие планы — журналистика, даже писать пробовала… Но мать мыслила рационально: «Выбрось эту дрянь из головы и займись-ка лучше огородом».

Людмила вышла замуж и жила отдельно. О планах побега, похоже, не знала, и на суде выступала свидетелем. (Она же и стала опекать четырёх малолетних сестёр и братьев. Потом и племянницу, Ольгину дочку. Вдобавок к своим троим).

Между тем, материнские планы сбывались. Им дали две трёхкомнатные квартиры, но дом с участком на окраине Иркутска пустовал, хозяйства уже не было, и денег не хватало. Выступать за плату не разрешали, хотя на сцену приглашали охотно. Зато ансамбль побеждал на музыкальных конкурсах, о нём писали и снимали кино. Даже в Гнесинское училище приняли, но не заладилось. Способности у всех оказались разные, старания — тоже. В общем, бросили это дело. Да и зачем, когда впереди гастроли…

Однажды даже в Японию съездили. Токийская жизнь после иркутской произвела, мягко говоря, сильное впечатление. Да ещё и опекуны из КГБ расслабились и братья успели познакомиться с каким-то серьёзным человеком, который пообещал им хороший контракт со студией звукозаписи в Лондоне. Тогда братья решили сразу же ехать в посольство, но денег не было, а за золотое кольцо таксист не повёз. Да если б даже всё удалось, невозвращение означало проститься навсегда и с матерью, и сёстрами (не считая разных неприятностей для родственников). Вот тогда и решили подготовиться к побегу основательно, а уж потом всей семьёй — сразу в Лондон… Дома точку поставила мать: «Уезжать — так всем. Умирать — тоже вместе». На случай неудачи тоже договорились: «Вы убьёте меня и застрелитесь сами», — решила Нинель Сергеевна. Она была мозговым центром операции.

И вот 8 марта полетели в Ленинград на гастроли. Подготовились основательно. Вещи распродали, зато обзавелись обрезами, патронами, сделали самодельные бомбы. Контрабас нашпиговали оружием, и поскольку он едва проходил через металлодетектор, в аэропорту, где музыкантов, конечно, узнали, не стали придираться и ограничились внешним осмотром. После дозаправки в Кургане старшие братья встали, достали обрезы и, приказав всем оставаться не местах, передали стюардессе записку с требованием лететь в Лондон.

Остальное известно.

Жизнь у Овечкиных расстроилась окончательно. Наказаны не только погибшие и отсидевшие, но и все остальные.

Ольгу колония не исправила, не для того она создана, а только покарала и испортила.

— Это был уже совсем другой человек. Грубая, наглая, злая. Забрала она дочку в Иркутск. Связалась с каким-то Фазилем. Устроила Ларису в коммерческий садик, потом в платную школу. Девочка совсем плохо училась. А однажды приехала я к ним, смотрю, Лариска вся грязная, голодная, а Ольга у соседки водку пьет и говорит мне: «Зачем ей учиться, она и так красивая. Пораньше замуж выйдет», — рассказывала старшая сестра.

Сожитель скоро её и убил. И Ларису снова взяла к себе тётка. Черемхово, где живёт Людмила, — это шахтёрский городок почти в двух сотнях километров от Иркутска. Там пьют много и регулярно, и вечером улицы пустеют. Каждый месяц пропадают дети, которых никто не находит. Электричка до Иркутска ходит трижды в сутки, и хорошие хозяева на вечерний поезд гостей не пускают: «На нём только самоубийцы ездят».

Игорь тоже пил, был арестован за распространение наркотиков и умер в следственном изоляторе. Самый талантливый, Михаил, уехал в Испанию, играл в уличных джаз-бандах, а после инсульта стал инвалидом. Живёт в барселонском хосписе. Пила и младшая Ульяна. Бросалась под машину, но выжила и стала инвалидом. На это пособие и живёт.

У Сергея пуля в ноге до сих пор. Операцию врачи решили не делать: организм-де со временем сам отторгнет ненужное. Попробовал поступить в музыкальное училище в Иркутске. Ему сказали: «Знаешь, твоя фамилия ещё на слуху, так что приходи лучше через годик». Три года пытался и всё без толку. Впрочем, это его версия, а в училище объясняют иначе: мол, просто бесталанный. Но в любом случае жить здесь с такой фамилией нелегко, многие её сменили. Игорь — нет: «Я горжусь своей фамилией, никогда её не поменяю. Это мой род».

Кстати, старшей сестре накануне суда власти предлагали публично отречься от матери, но она не согласилась.

…Как сказала Людмила, жить лишь бы жить не хотелось. А мечты их были очень просты: маленькое семейное кафе, где женщины готовят еду, а братья угощают музыкой. Через пару лет такое будет вполне возможно, но кто ж знал?

Есть такая русская сказка про семь Симеонов, братьев-близнецов с одинаковыми именами и разными талантами. Там не бывает ссор, и нет такого дела, с которым бы дружные братья не справились. Старший брат Вася вычитал её в «Родной речи» и когда создавал свой ансамбль, название было уже под рукой. Единственное существенное отличие Симеонов от Овечкиных лишь в том, что сказочным братьям и на своей земле было хорошо.

Георгий Поляков давно мечтал вырваться из страны. В 1970 году с железнодорожной станции Выборг угнал локомотив и направился в Финляндию. Пограничники локомотив обстреляли, а беглеца ранили и арестовали. За это он получил первые семь лет лагерей.

После освобождения его мечты были всё те же. Пытался перейти границу на Кольском полуострове, но в нескольких сотнях метрах от неё помешал пограничный наряд. Дали ещё пять, уже строгого режима.

Тогда Георгий задумался о душе и принял христианство. После освобождения работал на стройке. От побега не отказался и в 1990-м повторил попытку. На этот раз решил угнать в Швецию самолёт, летевший Архангельск. Только угонщика обманули: под предлогом заправки сели в Архангельске, где его и скрутили. Итог — 8 строгих лет. Ну, а после этого срока бежать уже не имело смысла: двери открыты.