Коллектив авторов Биографии и мемуары - Дети войны

Если бы моя старшая сестра гостила у наших бабушек и дедушек, как гостила каждое лето, ее бы тоже убили. У нее там были друзья — девчонки, мальчишки. Бегали босиком по улицам городка, купались в реке, воровали в садах яблоки, а по вечерам сидели на лавочке, рассказывали страшные истории про чертей на мельнице и немецких шпионов. В то лето родители, занятые работой, просто не успели отвезти ее к родным в Белоруссию. Они подумывали, не отправить ли заодно и меня — большой уже. К тому же бабушки-дедушки еще не видели своего московского внука.

Папа хотел сказать что-то очень важное, поглядывал на каждого из нас — на маму, на меня, на мою сестру, потом на стрижей за окном, хитро помедлил — догадайтесь, мол, сами. И вдруг сказал, что завтра у нас что — завтра у нас воскресенье, а погода у нас завтра какая — погода завтра у нас, правильно, хорошая. Мы с сестрой почувствовали что-то важное, верней, первая почувствовала она, а я увидел, что она почувствовала, и тоже почувствовал приближающуюся радость. И тут папа не выдержал и заявил: завтра все пойдем — угадайте куда… В кино, в цирк, кататься на метро, — закричали мы с сестрой. Да какая разница, главное — вместе. И тут папа сказал: завтра пойдем в зоопарк! Полночи мы с сестрой бесились, носились по комнате, прыгали и орали от радости, изображая тигра, медведя, слона и других зверей, а папа сердился, говорил, что он передумал — зоопарк отменяется, а мы ему не верили, потому что папа сердился не по правде, а только делал вид, что сердится. И мама тоже радостно сердилась и весело ругала папу: детям спать надо!

В зоопарк мы действительно не пошли, потому что в воскресенье началась война.

— Слышал? Сказали, что мобилизации подлежат военнообязанные, родившиеся с 1905 по 1918 год включительно, — мама показала на радио. — Значит, ты не подлежишь, старый уже.

Папа был ровесник века

— Если не ошибаюсь, — сказал он, — ты у нас врач, и значит, военнообязанная. У тебя какое военное звание? Лейтенант медслужбы? Старший лейтенант?

Мама не могла вспомнить, сказала:

— Ты думаешь? Но у нас дети.

В тот же день папа помчался в свой институт. Мобилизация началась через два дня.

Взрослые говорили: война, как будто знали, что это значит. Они что, не слышали? Чего они боятся? Разве Молотов не сказал: враг будет разбит, победа будет за нами…

— Товарищи! Граждане! Братья и сестры!..

— Тише, тише, Сталин говорит.

— Войну с фашистской Германией нельзя считать войной обычной… — сказал Сталин.

Папа был начальником учебно-оперативного отдела экономического института. Вместе с двадцатью семью такими же совершенно невоенными преподавателями и сотрудниками экономического института он ушел на запад — с отрядом народного ополчения.

Вечером в небо Москвы поднимались аэростаты, привязанные канатами к машине — воздушное ограждение города. На рассвете они опускались на землю. С наступлением темноты снова всплывали к облакам.

Через месяц, 21 июля в 22 часа 7 минут москвичи услышали из черной «тарелки» щемящий душу голос Левитана: «Граждане, воздушная тревога!»

Фашистские самолеты прорвались к центру города. Зловещий свист, а затем глухой удар от разорвавшейся фугасной бомбы. Не смолкал гул истребителей, непрерывно патрулировавших над столицей. В школах разместились госпитали, на стадионах — зенитки и прожектора. Сигналы воздушной тревоги звучали и ночью, и днем. При каждом налете, а их бывало по четыре-пять в сутки, фашисты обстреливали город из пулеметов.

Рядом с нашим домом в скверике (его называли «Маленький парк», в отличие от «Большого парка», который был в двух шагах) выкопали бомбоубежище. Деревянная лестница вела глубоко вниз, а дальше коридор приводил в помещение, где стояли скамейки, как в кинотеатре, только экрана не было и фильмы не показывали. Люди просто сидели и ждали. Электрические лампочки свисали с проводов, раскачивались от взрывов наверху. Девушка с двумя сумками — противогаз с плоской железной банкой и санитарная с красным крестом — говорила, кому куда пройти, где находится титан с водой и вообще — где что, и приносила детям игрушки. Приближение линии фронта быстро сократило время, отводившееся для укрытия населения в убежищах, до 5—10 минут. Но иногда и этих минут не было, и бомбы начинали падать сразу за подачей сигнала тревоги. Случалось и такое, что после сигнала «Отбой» вновь звучала сирена, возвещавшая о новом воздушном налете.

По домам развозили черную плотную бумагу — маскировать окна. Хорошо, что у нас в комнате было только одно окно. На стекла наклеивали крест-накрест полоски белой бумаги — защита от воздушной волны, хоть какая-то. К домам на грузовиках подъезжала бригада стекольщиков, человек десять, в основном, женщины. Бомбежки были каждую ночь, профессия стекольщиков стала весьма востребованной.

Немецкие танки подошли к Волоколамскому шоссе, ждали, когда им подвезут горючее, чтобы мчатся дальше по Ленинградскому шоссе к улице Горького — к Кремлю, их самолеты пролетали над нашим домом, сбрасывали бомбы и фугасы где-то рядом — на Красной Пресне, на Боткинскую больницу. Немцы приближались, они были уже в 80—100 километрах от Москвы — час-полтора езды. В случае прорыва противника тысяча предприятий будут взорваны — списки уже подготовлены.

Эшелоны и машины, груженные скарбом и работниками правительственных учреждений, потянулись на Волгу. Москва больше не столица, теперь столица СССР город Куйбышев.

Почему они нам ничего не говорят? Почему не информируют население о событиях? Что за движение по Горьковскому шоссе? Говорят, рабочие напали на проезжавшие по шоссе Энтузиастов автомашины с эвакуировавшимися и начали захватывать их вещи, свалили в овраг шесть легковых машин, кричали: а то сбегут с награбленным добром.

— Ты кто? А ну показывай, что в машине? Продукты, гад? Бежишь, гад? Знакомая рожа: ты что ли помощник директора по кадрам Рыгин? — Рабочие избили его.

— Товарищи, немедленно прекратите панику.

Рыгина арестовали, зачинщиков — тоже. В городе начались погромы. Разбивали склады, грабили имущество, искали начальство. Работники Микояновского комбината растаскивали продукцию по домам, на обувной фабрике «Буревестник» снесли входные ворота. У ворот автозавода имени Сталина собралась большая толпа — около полутора тысяч человек — требовали зарплату. Охрана не пропускала. В ход пошло оружие пролетариата — вахтеру булыжником проломили голову, избили милиционеров.

По городу метались слухи:

— Говорят, задержали шпиона.

— Слышали, поймали мужчину — подавал сигналы фашистским летчикам.

— Будут новые продовольственные карточки.

— Около Каменного моста возвели сад.