Коллектив авторов Биографии и мемуары - Дети войны

Мама сказала:

— Придется начинать с начала. Только бы папа…

Шанс

Середина сентября 1941 года. Наш эшелон едет на Восток. Харьковский завод эвакуирует на Урал семьи своих сотрудников, точнее, женщин и детей. Место назначения известно немногим. На платформах между товарными вагонами-теплушками едут укрытые брезентом станки завода. Четырнадцать суток пути. Бесконечно долгие и тревожные дни и ночи.

Под равномерный стук колес наш вагон раскачивается и поскрипывает. На двухъярусных нарах слева и справа от входа располагаются по две — три семьи. На один вагон — один мужчина. Он опекает всех: раздает еду, воду, снабжает нас полученными на остановках новостями. Самой черной завистью завидую я его детям: их папа рядом. Такой жгучей зависти я больше никогда в жизни не испытывала. Наш папа остался в Харькове с небольшой группой, которая взорвав завод, покинула город на грузовике, когда немцы уже входили в него со стороны Холодной Горы. Но это мы узнали позже. Отец рассказал нам то, что можно было рассказать.

А пока мы: моя мама, моя четырехлетняя сестренка Галочка и я, девяти лет, не знали, увидимся ли когда-нибудь с папой. Щемило сердце, когда он целовал нас при прощании.

— Береги детей, Олюська, — были его последние слова жене.

Мы не знали, доедем ли целыми и невредимыми до пункта нашего назначения: немцы каждую ночь бомбят железную дорогу и железнодорожные станции.

В те времена мы были атеистами, но казалось, что наш эшелон сопровождает Ангел-хранитель: то поезд останавливается посреди степи, не доезжая до станции, когда ее бомбят, и от содрогания земли вагон подпрыгивает на рельсах, то следующую станцию бомбят после того, как мы благополучно ее проскочили.

Моя мама — натура художественная — смотрела в расположенное под потолком крошечное окошко без стекла, как в ночном небе пролетают трассирующие пули, оставляя за собой зеленый свет.

— Посмотри, Зоечка, как красиво! — звала она меня к окошку. Но я боялась заглянуть в него и уговаривала маму отойти подальше вглубь вагона.

Наконец, опасная территория осталась позади, и нам объявили, что мы миновали Москву. Мы в безопасности! Ура! Всеобщее облегчение и радость на лицах взрослых и детей. Мы остались живы. Ясный, теплый, солнечный денек будто ликовал вместе с нами и обещал долгожданное спокойствие и уверенность в жизни. Как выяснилось позже, не все эшелоны дошли. Попали под бомбежку.

Поезд затормозил и остановился на огромной поляне, окруженной березовым лесом. Вся поляна была уставлена кучками заготовленных березовых поленьев. Красота кругом необыкновенная. Земля покрыта еще зеленой травой, вокруг белоснежные стволы берез с золотыми кронами на фоне безоблачного голубого неба. Сегодня, когда я пишу эти строки, я ничего не приукрашиваю: этот день запечатлелся в памяти навсегда, пока я жива, он во мне.

Раздалась команда: «Выходить! Стоять будем долго». Впервые за несколько дней пути двери теплушки раздвинулись до отказа, радостные дети и взрослые спрыгивали на землю. Звонкие голоса и смех разнеслись над поляной. Моя мама почему-то не решилась покинуть теплушку. Мы втроем, стоя в широком проеме вагона, грелись на солнышке и наслаждались мирной картиной.

Неожиданно раздался рокот мотора самолета, за ним и сам самолет вынырнул из-за леса. Он летит на бреющем полете, а на крыльях — кресты. Какой-то миг самолет прямо перед нашими глазами, мы видим под стеклянным колпаком летчика в шлеме и больших очках. Мы видим его жесткое лицо, казалось, он тоже смотрит на нас. Жуткая минута. Самолет летит к паровозу. Даже ребенку ясно, бомбят с головы поезда.

Все кто был на земле, бросились в сторону леса, кто-то полез под вагон. Мы же продолжали стоять в открытом проеме, только мама обняла нас покрепче. Я понимала, что спасения не будет. «Вот ты какая, Смерть, неизбежная, безжалостная», подумала я в эту долгую-предолгую минуту. Страха я не почувствовала, только было обидно, что прожила я на свете так мало, меньше десяти лет. Больше ни о чем не успела подумать.

Самолет быстро долетел до паровоза, пошел на вираж и… скрылся за лесом.

«Почему?», гадали мы тогда. «Почему?», задавали мы себе этот вопрос уже после войны.

Главное — нам дали шанс на жизнь.

Мое первое научное открытие

На дворе зима 1941 года, необычно холодная для Урала. Морозы стоят тридцатиградусные. Воздух холодный и плотный, кажется, вот-вот треснет, как стакан из тонкого стекла, недаром говорят «трескучие» морозы.

Снег под валенками скрипит. Много его навалило: все улицы в снегу, и никто его не убирает. Чуть расчистят от своего дома тропинку и всё, остальные тропинки прохожие сами протопчут. Не убирают снег не потому, что люди ленивые, а потому, что идёт война, и все работают для победы над врагом, а она будет, ой, как нескоро.

Бегу я по улице тёмным вечером к своей однокласснице за учебником русского языка. Она девочка местная, а мы эвакуированные: местные ребята делятся своими учебниками. На один учебник два-три ученика и уроки делаем по очереди.

Я передвигаюсь бегом, потому что мороз за нос и щеки так щиплет, ух!

Вокруг — ни огонька, ни фонарей, ни электрического света из окон. Всё электричество — для завода, делающего танки. А в тёмных окошках виден еле заметный огонёк от коптилок. Коптилка — это самодельный осветительный прибор, состоящий из маленькой бутылочки с керосином, у которой имеется металлическая насадка с фитилём или скрученной верёвочкой. Они намокают и загораются, когда поднесёшь к кончику лучинку из печки. Вот тебе свет, чтобы уроки делать, и тепло, чтобы руки погреть.

Бегу я, и света на улице мне не надо: всё бело кругом, а чёрное небо звёздами усеяно. Кажется, что они потрескивают, позванивают на морозе.

Вот и дом одноклассницы. Имя её сейчас уже не помню…

Прибежала, снег с валенок веником обмела, нельзя лужи на полу оставлять.

А девочка мне и говорит: «Посиди немного, я ещё упражнение не доделала.»

Ничего не поделаешь, села к столу, сижу, вокруг поглядываю. А смотреть не на что. Дом мне кажется пустым, так мало в нём вещей, а едой и вовсе не пахнет.

Рядом с коптилкой лежит учебник: «Немецкий язык для 5-го класса». Это не наш учебник, а другой девочки, тоже эвакуированной, как и я. Мы-то пока в третьем классе учимся.

Лежит этот учебник и словно меня к себе подманивает. Беру его в руки, открываю, листаю: тексты, картинки с подписями. Первую страницу занимает большущая картинка: озеро, а в нём две девочки купаются и подпись под ней. «Anna und Marta baden.» Что ж тут не понять? Купаются Анна и Марта.

Но я забежала вперёд, картинка меня заманила.