Александр Александров - Известный аноним [Последняя дуэль А. С. Пушкина]

— А знаете ли, почему Пушкин был так внимателен и вежлив к нему?

— Почему же? Ведь он был со всеми таков.

— Нет, — отвечал Плетнев, — с ним он был особенно внимателен — и вот почему. Я как — то раз утром зашел к Пушкину и застаю его в передней провожающим Дирина. Излишняя внимательность его и любезность к Дирину несколько удивила меня, и когда Дирин вышел, я спросил Пушкина о причине ее.

«С такими людьми, братец, излишняя любезность не вредит, — отвечал, улыбаясь, Пушкин.

«— С какими людьми? — спросил я ус удивлением.

«— Да ведь он носит ко мне письма от Кюхельбекера… Понимаешь? Он служит в III-м отделении.

«Я расхохотался и объяснил Пушкину его заблуждение.

Дирин, разумеется, ничего не знал о подозрении Пушкина; он пришел бы от этого в отчаяние». [78] И. И. Панаев. Литературные воспоминания. М., 1988. С. 66–67. .

Дирин был человек скромный, он часто бывал у Пушкина, при литературных разговорах все сидел в углу и слушал. Он перевел и подарил Пушкину книгу Сильвио Пеллико «Об обязанностях человека». Она сохранилась в библиотеке Пушкина. [79] «Милостивому Государю Александру Сергеевичу Пушкину от переводчика. 18 января 1837. С. Петербург». // П. и его совр. IX–X. СПб, 1910. С. 75–76. Пушкин упоминает Дирина в своем дневнике под 2 апреля 1834 г. .

Пушкин проявил истинное участие в молодом переводчике и написал отзыв о книге, которая только должна была выйти, в № 4 «Современника», в разделе «Новые книги».

Но вернемся к поэме Кюхельбекера, можно предположить, что Пушкин спешил ее выпустить к юбилею Царскосельского лицея 19 октября 1836 года, когда должна была состояться 25‑я лицейская годовщина. Но, видимо, не эта дата толкнула его к напечатанию, иначе бы он, зная сроки выхода книг, начал бы свои действия раньше. Цензурное разрешение на издание «Русского Декамерона» было получено 10 октября 1836 года, билет на выход книги подписан цензором только 25 ноября. В этот отрезок времени укладывается вся первая часть дуэльной трагедии, включая свидание Натали с царем, вызов Дантеса, объявление о помолвке Дантеса и Екатерины, аудиенция у царя. Незадолго до этого, в конце августа, он написал знаменитое стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный». Нет смысла его цитировать, его все знают. Наряду с поэмой Кюхельбекера, его можно считать духовным завещанием поэта.

«Зоровавель» был издан анонимно стараниями Пушкина в составе книги «Русский Декамерон 1831‑го года», где сама поэма перемежается прозаическими разговорами о ней. «Не я, графиня, заставил его (Зоровавеля — А. А.) говорить то, что вы слышали: речь его, как и всю повесть, взял я из 3 и 4 главы Второй книги Ездры». [80] Кюхельбекер. С. 516. . Новую книжку своего ссыльного друга Пушкин наверняка подарил всем своим друзьям, у нас нет сведений об этом, но мы допускаем, что эту книгу никто не захотел обсуждать, зная, чьему перу она принадлежит. Имена государственных преступников упоминать было запрещено. Кстати, заметим, что цензором книги был П. Корсаков, который позволил печатать и последнюю книгу самого Пушкина, вышедшую перед самой дуэлью, миниатюрное издание «Евгения Онегина». Пушкин выпустил книжку своего друга с той же целью, что и написал анонимное письмо: объяснить своим друзьям свою позицию, не зря он вернулся к этой позиции в письме к графу Толю. В этом письме Пушкин, скорее всего, цитирует Зоровавеля из поэмы Кюхельбекера, но ссылается на Священное писание. К позднейшей переработке поэмы сам Кюхельбекер сделал примечание к упоминанию о жемчужине царя Цейлонского: «Об этой жемчужине пусть прочтут хоть в замечаниях к Муровой поэме «Lala — Rukk». Нарочно ссылаемся на книгу, доступную несколько образованному читателю, потому что смешно в цитатах щеголять видом учености, почти всегда очень дешево купленной». [81] Там же. С. 764. . Мы надеемся, что Пушкин все — таки заглянул в Священное писание, хотя бы из любопытства. Библию он усердно штудировал еще во времена своей ссылки в Михайловском. Книгу же Кюхельбекера он по выходе, наверняка перечитал, поскольку экземпляр его библиотеки разрезан. Маленькую книжку со стихами Кюхельбекера, я думаю, он дарил друзьям не без надежды, что они поймут притчу. Процитируем основную мысль поэмы по библии, для чего откроем Вторую книгу Ездры. Трое юношей телохранителей, поспорили, пока царь Дарий Персидский спал, что на свете всего сильнее. Каждый написал свое слово и запечатал, чтобы царь, проснувшись, рассудил. «Один написал: сильнее всего вино. Другой написал: сильнее царь. Третий написал: сильнее женщины, а над всем одерживает победу истина». [82] 2-ая Езд., 3, 10–12. . Победившим, естественно, оказывается третий, его имя даже упомянуто в библии: «это был Зоровавель». «Неправедно вино, — говорит Зоровавель, — неправеден царь, неправедны женщины, несправедливы все сыны человеческие и все дела их таковы, и нет в них истины, и они погибнут в неправде своей; а истина пребывает и остается сильною в век, и живет и владычествует в век века. И нет у нее лицеприятия и различения, но делает она справедливое, удаляясь от всего несправедливого и злого, и все одобряют дела ее. И нет в суде ее ничего неправого; она есть сила и царство и власть и величие всех веков: благословен Бог истины!». [83] 2-ая Езд., 4, 37–40. Следует заметить, что с конца XIX века в каноническом Синодальном издании Вторую книгу Ездры перестали печатать: слишком опасна. . И персидский царь признал его мудрейшим и отпустил Зоровавеля строить Иерусалимский храм, повелев всем начальникам и правителям областей, военачальникам и сатрапам пропустить его и идущих с ним строить Иерусалимский храм, и дал свободу всем иудеям. Об этом мечталось и Кюхельбекеру в темнице, и Пушкину в тенетах «свинского» Петербурга.

Строки священного писания вставали перед Пушкиным в последние его дни, он уже воздвиг себе памятник нерукотворный, который вознесся выше главою непокорной Александрийского столпа. Он знал, что истина сильнее женщины и царя, но гения ставил еще выше. На Александрийском столпе, как известно, стоит ангел с крестом. Выше только Бог. Истина, которую с одного взгляда открывает гений (будем трезвы и назовем ее имя: это была гордыня, тяжкий грех), оказалась не сильнее Царя Небесного. Потому что у Бога истины нет лицеприятия. Ему что Пушкин, что царь, что Дантес. Пушкин пал на дуэли, испытывая судьбу, и Бог истины ему судья, а более никто.

Не удержусь и приведу лишь один пример такого бреда из книги А. Н. Зинухова «Кто убил Александра Пушкина», изданной в Харькове тиражом 300 экземпляров в 2004 году. Автор выдвинул гипотезу, согласно которой во главе заговора против Пушкина стоял шеф жандармов граф Бенкендорф, выполнявший волю Николая I. Жорж Дантес только имитировал выстрел на дуэли, а смертельную рану поэту нанес снайпер, расположившийся на соседней даче. Тело Пушкина, поскольку в нем осталась не вынутая врачом Далем оружейная пуля, являлось уликой против Бенкендорфа, поэтому оно было подменено в Конюшенной церкви после отпевания и потому в могиле собственно тела Пушкина нет, он похоронен в безымянной могиле. Вот такие, блин, козни. Не считая того, что младшая дочь Пушкина Наталья, совсем не его, а Николая I, хотя Пушкин уехал из Петербурга через две недели, а государь приехал туда почти через месяц после элементарно просчитываемого зачатия.