Анатолий Гордиенко - На пути к рассвету

На полях мятой финской газеты Аня сделала шифровкой заметку: «Возможно, идёт строительство железнодорожной ветки».

На следующую ночь к утру вышли на широкое поле с колосящейся рожью. Все взгляды были обращены к Анне, но она не узнавала эту местность. У неё вообще было такое чувство, что они заблудились и что Рыбрека, Шелтозеро находятся где-то совсем в противоположной стороне, а не справа, куда всё время вёл их Яковлев, глядя на компас.

К дальнему лесу они добрались обочиной поля, уже когда совсем было светло, шли пригибаясь, иногда даже бежали. Отдохнув на опушке, пошли дальше, нашли вырубку с густым берёзовым молодняком, замаскировались ветвями, легли спать. Мухи разбудили Анну, она толкнула Маунумяки, и они пошли вдвоём искать просеку, дорогу. Отходить далеко от своих боялись, чтобы не потеряться, шли кругами, то и дело делая зарубки, ломая ветки.

Просеку нашли скоро, нашли и квартальный столб, сверились по плану, и вышло, что справа за лесом должна быть деревенька Качозеро, куда Аня не один раз ездила с отцом к дальним родственникам. От Качозера до Шелтозера было чуть больше десяти километров.

От этой новости все приободрились, повеселели, всем не терпелось поскорее отправиться в последний переход.

Вышли, не дождавшись полуночи, ещё засветло, зорко вглядываясь вперед, держась дороги. Когда до Шелтозера оставалось совсем немного, посоветовавшись, решили взять вправо и выйти на большак Петрозаводск — Вознесенье, понаблюдать. Все поспешно свернули за Анной и вскоре услышали рокот моторов. Даже ночью двигались на юг машины, подсвечивая себе путь ближним светом. За час Аня насчитала двенадцать машин, один трактор и три автобуса.

Короткая ночь уходила с неба, когда они увидели крайние избы Шелтозера. Над самой ближней уже подымался тоненький убогий дымок. Не снимая мешки, сели, помолчали, отмахиваясь от комаров.

— Комары жгут — к дождю, — сказал Маунумяки, позёвывая.

— Длинная дорога вышла, — вздохнул Яковлев. — Ты, часом, не ошиблась, Аня? Вдруг не в Шелтозеро притопали.

Анна усмехнулась. Как могла она ошибиться, если вон туда, в тот стройный соснячок, они с Женей Мякишевой и Валей Клещовой бегали за ландышами, а там, на кряжике, слетая зимой по крутому склону, она упала, и правая лыжа вместе с валенком улетела, словно пущенная из пращи, вниз, и пришлось к ним ползти на животе, задрав тоненькую ногу, и весь её шестой класс вместе с учительницей физкультуры Анастасией Михайловной Чесноковой смеялся так, будто не видел ничего смешнее на всём белом свете.

Прощаясь, Маунумяки долго жал руку Анне.

— Ты, я думаю, понимаешь, что у нас тоже важное задание и о нём мы ничего не можем вам сказать. Разве то, что нас тоже послал Могикан.

— Удачи тебе, Паули.

— Адрес бы тебе оставить мамин, да сам не знаю, где она. А отец мой посажен в 38-м. Но ты не думай плохо, меня в комсомол недавно приняли. За меня лично Андропов поручился. И Ваня Яковлев сам меня выбрал в спецшколе. С Андроповым они знакомы ещё до войны — Иван дома строил в Петрозаводске, десятником был. Могикан его Иваном Егорычем величает, старшим назначил…

— Ну будет, будет, — вмешался Яковлев. — Встретимся в Беломорске, устроим вечер воспоминаний. Спасибо, девушки, за компанию, дальше мы пойдём одни, дальше — наши заботы.

И они повернули не в село, а взяли круто к лесу, шли согнувшись, «похудевшие» за дорогу вещевые мешки всё равно были большими и делали их фигуры неуклюжими и печальными.

Мария и Анна стояли долго у двух молодых берёзок и смотрели вслед до тех пор, пока их молчаливые спутники не исчезли за кудрявыми кустами отцветшего шиповника.

Зайдя всего на полчаса в Шелтозеро и повидавшись наскоро с Марией Мартыновой — школьной подругой Анны, девушки, подгоняемые наступающим рассветом, поспешили убраться в лес. Выкатилось огромное малиновое солнце, начало припекать всё сильнее и сильнее. К полудню в лесу стало жарко, душно. Оводы и мухи не давали покоя. Не было даже лёгкого ветерка, дышалось трудно, как это часто бывает перед грозой.

Вечерело медленно, и вдруг с запада двинулась чёрная конница облаков, посыпался мелкий дождь, зашумел вверху ветер. Подруги, оставив свой шалашик, пошли назад на юг. Шли под дождём всю ночь и ранним утром, обойдя справа Рыбреку, вышли на её южную окраину. Это и был Житно-Ручей.

На небольшой горушке, где кончился лес и начинался густой ольшаник, они выбрали на опушке такое место, откуда хорошо был виден дом Лисициных. Впереди малинник, за ним лужок, за лужком — огород, а там и родное подворье. Совсем рядом, а пойти нельзя — вдруг на постое солдаты, или ещё кто чужой. Надо наблюдать, смотреть в оба, как поучал Могикан, не пропустить даже какую-либо мелочь.

Они нарубили ножами веток, легли на них, накрылись единственной плащ-палаткой. Сколько раз в этом походе пожалели, что не выпросили у разведчиков вторую! Хаитов запретил брать что-то армейское — серьёзная улика в случае обыска, но всё же Марийка уговорила молоденького разведчика, и тот, смущаясь и краснея, отдал ей этот невзрачный кусок брезента, который сослужил им хорошую службу. Марийка, выкрутив отяжелевший под дождём берет, чулки, намокшие от травы, стала задрёмывать под монотонный стук дождя по одеревеневшему брезенту.

Анна, подавшись вперед, не моргая, смотрела и смотрела на родительский дом. Вон там, с краю огорода, уже школьницей, окучивая картошку, она нашла маленький острый наконечник из странного нездешнего камня, похожего на загустевший мёд. Каким-то чутьём догадалась, что ровные сколы по бокам сделаны рукой человека. Как была она счастлива, когда её предположение подтвердил сам директор школы.

У сарая мокли под дождём те самые деревянные козлы, на которых они с Настей пилили дрова, их сколотил папа, когда ещё был совсем здоровым. Брат Кузьма рано начал самостоятельную жизнь, и девчонкам приходилось помогать отцу заготавливать топливо на зиму. Аня научилась колоть дрова, умело бросала чурбан через голову на обух, знала, что сосновое полено с сучком на боку можно расколоть, только положив его на колоду и ударив топором точно по середине сучка. На всю жизнь запомнился светлый летний день, когда она рубила дрова, и топор, предательски соскользнув по мокрой коре, прорубил ей старый мамин сапог и рассёк большой палец на левой ноге.

На тёплой дощатой ступеньке крыльца Аня всегда чистила рыбу. Однажды, пригревшись на солнышке, она закрыла глаза и стала мечтать, как вечером побежит в кино смотреть «Чапаева», а тем временем их Васька вместе с соседским котом утянул двух самых крупных сигов…

А вот там, у навеса, кабанчик Рыжик, роясь в земле, отрыл змеиное гнездо и выбросил чушкой дюжину серебряных змеек величиной с карандаш, на которых мгновенно набросились куры и, давясь, поглотали их за несколько секунд. Это так поразило Аню, что на весь день она лишилась речи, не обедала, ушла рано спать, сославшись на головную боль. Гордая большая змея, которая схватилась с орлом, — это понятно, а тут домашние куры склевали грозных младенцев, приняв их за обычных земляных червей.