Анатолий Гордиенко - На пути к рассвету

Очень подробно Мария решила остановиться на идеологической обработке, которую ведут захватчики в Шелтозерье. Здесь целиком пригодились записи Анны, её переводы из финских газет, сделанные ещё там, на чердаке.

Несколько раз в район приезжала кинопередвижка. Населению показывали финские фильмы романтического содержания вроде «Шёлковые чулки». Население финского языка не понимает, содержание картин тоже. Поэтому в кино почти не ходят, не ходит даже молодёжь. Кино посещают только солдаты.

В Шелтозерском районе белофинны широко распространяют финские газеты «Vapaa Karjala» («Свободная Карелия»), «Раннее утро» и журнал.

Через эти газеты финны проводят антисоветскую пропаганду, сеют злобные клеветнические слухи, всячески пытаются убедить население, что Советский Союз войну проиграл, и т. д. Газета «Vapaa Karjala» пишет, что в СССР люди умирают от голода, что Ленинград взят и что через две недели будет взята Москва. В сводках публикуется всяческая брехня. В той же «Vapaa Karjala» за июль месяц сообщалось, что 2 немецких самолета сбили 92 самолёта советских.

Сообщалось, что взят Воронеж. От населения и солдат всячески скрывают договор между СССР и Англией. О втором фронте газета не написала ни слова. Во многих случаях финские газеты перепечатывают немецкую брехню на финский лад. Однако не только население, но даже финские солдаты мало верят этой хвастливой брехне. Финские солдаты прямо говорят населению, что если русские прорвут свирские укрепления, то дойдут до самой Финляндии, подготавливают население к эвакуации, заявляя, что расстреляют каждого, кто откажется идти с ними. Солдаты говорят, что если они будут стоять на месте, а не наступать, Гитлер не даст хлеба, и тогда все перемрут с голоду. Финны, спасая свою шкуру, очень боятся Красной Армии и особенно партизан. За малейшее подозрение в сочувствии партизанам расстреливают или посылают в концлагерь. Так, по обвинению в участии в партизанском отряде был расстрелян колхозник деревни Другая Река Алексей Кочергин, а жена его присуждена к заключению в концлагерь.

Советские листовки попадают к населению и читаются на полевых работах и дома.

Товарищи Мелентьева и Лисицина видели наши листовки в квартире у Лисициных, которые они хранят и сейчас.

Мария писала, не разгибаясь, перечитывала написанное, исправляла, дополняла. Последний листок переписала заново.

Молодёжи в деревнях Житно-Ручей, Роп-Ручей, Другая Река есть человек пятнадцать. Это исключительно женщины. Детей много. Зимой 1941—42-го года были открыты в Шелтозере и Житно-Ручье школы, в которых обучалось много детей. Учёба велась только на финском языке. Введён Закон Божий. В школах есть финские попы. Введены телесные наказания. За малейшие проступки детей избивают. Так, в житно-ручейской школе был избит учителем 13-летний Валентин Полубелов за незнание уроков. Учеников ставят на колени, бьют линейками по рукам и по ушам. Старших детей финны пытаются взять под своё влияние. В ряде мест финны пытались крестить детей, но встретили недовольство населения. Сейчас этого не делают. Каждый же ребёнок получает железный крестик.

В настоящее время финны вербуют учителей из карелов и вепсов для посылки их на курсы в Финляндию. У молодёжи финны стараются воспитывать чувство любви к Финляндии, к финской культуре, ко всему финскому. Газета «Vapaa Karjala» публикует статьи для молодёжи, расхваливает финские школы и т. п.

Стараясь всячески популяризировать всё финское, белофинны доходят до глупостей.

В газете «Vapaa Karjala» финны опубликовали статью, в которой пишут, что рыба в Восточной Карелии попадает в сети проще, чем в Финляндии. потому что в Восточной Карелии рыба «глупее финской».

В деревне Житно-Ручей финны велели разобрать русские печи и сложить новые по финскому образцу, заявив, что финские греют лучше.

Население Шелтозера в большинстве своём ждёт прихода Красной Армии. В районе есть немало преданных Советской власти женщин, не поддающихся финской агитации, готовых оказать любую помощь Красной Армии. Среди них комсомолки Женя Мякишева, Мария Курганова, Клава Максимова, Зоя Щербакова и другие.

Однако в районе есть и часть людей, поддавшихся на финскую провокацию, предавших интересы нашей Родины…

Мария встала, подошла к чёрному окну, за которым далеко на западе моргали маленькие изломанные молнии, сжала горячие кулаки, прислонила их к холодному забрызганному дождём стеклу, прошептала ненавистные фамилии, которые она вызубрила до тошноты.

Написав их чётко, крупно, Мария брезгливо отодвинула незаконченный лист в сторону. Было уже за полночь. Зашторив окно, придвинув поближе настольную лампу, она стала думать, как написать заключительные строки.

Собрав необходимые сведения и документы, мы выполнили задание по созданию явочных квартир. Квартиры созданы у Лисициной Марии Ивановны, у Левоевой Любови Михайловны, у Ефремовой Зинаиды. Указанные товарищи согласились на нас работать, и им даны пароли явок для наших работников…

И снова рука её замерла, мысли смешались. Марийка выключила лампу, в комнате стало темно. За шкафом заскреблась мышь. Марийка вздрогнула, напряглась, потом сняла с ноги сапог, стукнула им о шкаф. Мышь замолчала.

В наступившей тишине Марийка успокоилась, и перед ней, прямо рядом, стоит перегнуться через стол, протянуть руку, плавно и величаво возникла, потекла широкая полноводная река с красными отблесками от высоких костров.

Нажав на кнопку настольной лампы, Марийка охватила ручку и, забыв, от какого лица надо писать донесение, вывела последние слова:

В 24.00, построив плот, начали переправу, но плот разбило течением, и мы вынуждены были вернуться на правый берег реки Свирь.

Решили форсировать реку вплавь. При переправе Лисицина Анна Михайловна утонула. Мелентьева, переплыв на левый берег реки Свирь, добралась в расположение части 272, откуда была доставлена в штаб 7-й армии.

Подумав несколько секунд, написала:

Ходок ЦК КП(б) К-ФССР Мелентьева

Расписалась, аккуратно выводя каждую буквочку, поставила дату нового, уже давно наступившего дня, — 31 августа 1942 года.

Ранним утром Андропов зашёл в спецшколу, отдал честь часовому, показал пропуск и заспешил к знакомой двери, постучал раз, другой, третий, услышав топот босых ног, улыбнулся.

Марийка, узнав по голосу Андропова, открыла дверь, потом кинулась к окну, подняла штору. На краю стола лежали исписанные листки, у стены стояли рядышком составленные четыре стула, застеленные шинелью Богданова, на крайнем возвышалась стопка книг, вынутых из шкафа.

— Понятно, — хмыкнул Андропов. — Знаешь, что будет начальнику караула за то, что на его объекте ночевал посторонний?