Сергей Прокофьев - Дневник 1919 - 1933

Пробовал сочинять «слуг», о которых не удалось вчера поговорить с Дягилевым, но ничего не выходило. Диктовал письма Асафьеву. Оркестровал второй номер. Вечером пошёл слушать Концертнггюк Oр.40 Хиндемита. Хороша первая часть, хуже вторая и плоха третья (слабый материал, неизобретательно разработанный). Кроме того, Клемперер превосходно провёл «Пульчинеллу», которую я слушал с чрезвычайным удовольствием, удивляясь мастерству Стравинского. В антракте Сувчинский наседает на Кохно, браня «Поцелуй феи» и говоря: «Да что же это? Ну вот, скажите пожалуйста, ну что же это?» Кохно сначала косится на меня, и не смеет при мне ругать Стравинского, но потом сознаётся, что и он, и Дягилев в отчаянии от этой вещи. Я стоял молча, но тут вставил: «Чем же «Фея» хуже «Аполлона?» Сувчинский и Кохно начали защищать «Аполлона», шатко, вроде: «Нет. «Аполлон»-то я понимаю, что это всё-таки не то...». Что касается меня, то я нахожу, что «Аполлон» хуже «Феи», ибо в последнем есть хоть материал Чайковского, пускай иссушенный, а в «Аполлоне» - ничего. Но они, в своё время не смевшие ругать «Аполлона», а теперь не выдержавшие перед «Феей», поневоле должны выдерживать линию и как-то защищать «Аполлона».

Грустная новость про Набоковых: в конце лета у них родилась дочка, очень болезненная, и через три месяца умерла. С деньгами туго. В Польше поляк - управляющий грабит имение, и с ним, как с поляком, ничего нельзя сделать. Балет не поставлен Идкой (последнее, впрочем, правильно: балет плохой и только бы скомпрометировал автора).

Ужин у Сигети. Он через неделю играет мой Концерт.

Я:

- Я приду на репетицию.

Он:

- Прошу вас, не приходите. Я его играл тридцать пять раз и чувствую себя почти автором... А тут явится какой-то другой автор, который имеет право делать мне замечания. Это очень неприятно. Лучше приходите прямо на концерт. Я обещал.

Не работал: пришлось бегать по делам и навещать Пташку. Хоть бы её выпустили скорее домой!

В знак примирения с Черепниными ходил слушать Сашеньку, игравшего у Pasdeloup свой 1-й Концерт. Есть интересные моменты (начало, кое-какие выдержанные ноты), но много дурного и неоригинального. Если бы это вычистить и собрать хорошие куски, то получилось бы минуты три хорошей музыки.

Пришёл ко мне Сувчинский с В.А. Я играл отрывки из «Блудного сына», Сувчинский хвалил, но заключение довольно сдержанно; я думал, он будет в восторге. Обедали вместе и были в театре: Jazz Hilton'a. Есть в этом Jazz'e много интересного, и, конечно, рэгтайм войдёт в симфонии, как некогда менуэт. Например, весь написанный pianissimo и сдержанно, без выкриков?

На «Евразию» около шестидесяти или восьмидесяти подписок из Кремля, а Сувчинскому - угрозные письма от правых эмигрантов. Он сияет.

CS Church. Оттуда вместе со Святославом пошли навещать «братца». Затем домой - оркестровать балет. Приходил Fourestier - слушать 3-й Концерт, который у них скоро играет какая-то пианистка. Orchestre de Paris чуть-чуть зашевелился в моём направлении. Вечером были Черепнины, папаша и сын, - слушать «Игрока». Оба всё время восклицали и восхищались. «Вот это настоящий «великий» - говорил за спиной Сашенька, когда я играл Бабуленьку из третьего акта. «Великим» Саша называет меня со своего четырнадцатилетнего возраста. О его жене - ни слова. Я так пел «Игрока», что потом говорил шёпотом.

Все три дня прошли тихо и спокойно: дома и у Пташки в лечебнице. Оркестровал вторую часть, досочинил девятую - пародирование с наворованными вендами. Кохно хотел сделать что-то наглое, но я отверг: вышло весело и воровато. И настроение при сочинении было весёлое.

Читал мои американские дневники за 1919 и 1920 годы с интересом, местами с увлечением; но есть и неприятные места. Я изменился.

Кончил оркестровать второй номер и соркестровал целиком №7. Последний - почти нечего оркестровать, но всё же впечатление, что треть балета оркестрована. Приятно. Кроме того, сочинял темы для новых слуг. Романовский номер по просьбе Дягилева отставлен. На это и на два визита к Пташке, а также на полдюжины пасьянсов - ушёл весь день.

Много работал. Соркестровал весь №8. Хороший темп: в день по номеру. Днём перевезли Пташку и Олега из клиники домой, в карете Красного Креста - дабы избежать раннего вставания и хождения по лестнице. Несли её по лестнице в лежачем положении, головой вперёд, то есть когда вниз по лестнице, то вниз головою. Днём суета, так как младенца надо было взвешивать на весах до кормления и после, чтобы знать, сколько он слопал: Святослав всё время вертелся и бегал - в экстазе от прибытия «братика». Мэмэ волновалась и путала, etc.

В девять я ушёл в концерт слушать, как Сигети играет мой Скрипичный концерт. Я слышу его исполнение в первый раз, и надо сказать, оно было лучшее из всех до сих пор слышанных. Ясно, понятно, как бы вкладывание в рот.

Ансермэ аккомпанировал не первый сорт: недоучил с оркестром и, кроме того, перескромничал, тушуясь перед солистом. С темпами я всюду согласен, кроме одного места, в середине третьей части, когда V-I играют ритмическую фигуру, на которую вступает солист с гаммами и трелями. Эта фигура должна идти как механизм и замедляться очень постепенно, даже продолжая замедляться, кода у меня уже указано Meno Mosso, вплоть до цифры 50. Ансермэ же и Сигети переменили темп и «сломали механизм». Концерт имел большой успех и после скерцо кричали «bis», в том числе Пайчадзе, сидевший рядом со мною. Я остановил его, говоря, что неудобно, подумают, что я. Но он ответил: «Это ничего, если композитор кричит bis - вполне естественно, что он хочет послушать свою вещь; вот неудобно, если он закричит «автора!». Пайчадзе сегодня получил письмо от Держановского, в котором тот просит передать Прокофьеву, что мой приезд пришлось отменить, так как он не получил для меня валюты. Просит верить, что тут была не какая-нибудь халатность, ибо меня ждали очень и как музыканта, и как человека, но вина в катастрофичности положения. Я расстроился: в телеграмме была надежда на получение хоть через месяца два, а тут и этого нет. Ясно: я всё равно приеду на «Игрока», а раз приеду, то мне нужны будут рубли, и я, стало быть, дам концерты: зачем уж в таком случае тратить на меня валюту? Но я тут же решил не сдаваться: да, приеду на «Игрока»; да, нужны будут рубли; но для этого дам концерты на Кавказе (приятно поехать весною), где всё равно не предлагали валюты, а в столицах сыграю лишь даром, для рабочих организаций, чем заткну рот властям, если последние захотели прижать меня.

CS Church, затем приводил в порядок разные кусочки балета, так как днём должен был прийти Дягилев - слушать. Он явился с Кохно и Лифарём. Новая женщина и вороватый последний номер имели чрезвычайный успех. В мужском танце (который Дягилев почему-то называет танцем шутов) и в сцене напаивания - ещё не законченных, я играл лишь фрагменты - Дягилев дал очень дельные указания, которые я приму. Так же недурную купюру предложил в последнем номере, перед заключительной темой. И он, и я остались очень довольны свиданием. Дягилев сказал, что этот балет - одно из лучших моих достижений.