Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Командиры эскадрилий — важнейшее звено в полковой структуре. Как правило, в полках на этой должности находились наиболее опытные и авторитетные боевые летчики. Личного, скажем так, бойцовского авторитета у комэсков 273-го полка хватало, но мне было чрезвычайно важно, чтобы они еще имели бы и непререкаемый командирский авторитет. Я говорю об этом потому, что с первого же взгляда установил: между комэсками и летчиками в полку сложились не столько уставные, сколько чисто личные отношения. Отчасти это объяснялось спецификой работы полка. Представьте себе, что каждый день с самого раннего утра летчики парами (иногда — четверками, но чаще всего — парами), то есть очень небольшими группами вылетают на [148] задания в тыл противника. У каждой пары или четверки появляется свой личный опыт взаимодействия, свой стиль работы и отношений, и эти отношения продолжаются и на земле. Опытный комэск и его напарник становятся друзьями, и должностные, командирские и прочие различия начинают понемногу стираться.

Я вдруг увидел, что полк как бы разбит на мелкие группки, в каждой из которых свой психологический микроклимат, и, хотя всех летчиков объединяет чувство товарищества и уважение к работе друг друга, все же в полку нет достаточного дисциплинарного единства, передача опыта происходит скорее стихийно, нежели планомерно, молодым летчикам в такой атмосфере труднее становиться на ноги. Например, возвращается пара с разведки — летчики идут сразу докладывать о результатах вылета в штаб полка, а командир эскадрильи может поинтересоваться деталями вылета лишь позднее… Все это казалось мне неверным. Я, конечно, не собирался ломать личные отношения между летчиками, сложившиеся в тяжелейшей, будничной фронтовой работе. Более того, ставя ту или иную задачу на вылет, я всегда учитывал эти отношения, учитывал пожелания и настроение летчиков, но при всем том считал необходимым укреплять командирский авторитет комэсков и их личную ответственность за действия своих подчиненных.

Комэски были людьми разными по характерам, поэтому с кем-то я достиг взаимопонимания довольно быстро, а с кем-то не сразу. Забегая вперед, скажу, что в нашем полку выросло немало асов разведки и мастеров воздушного боя, но и среди них выделялись два летчика, два будущих Героя Советского Союза — Алексей Решетов и Фотий Морозов. За годы войны они сделали свыше восьмисот боевых вылетов каждый — такого налета не было больше ни у кого из истребителей 8-й воздушной армии, и, думаю, мало у кого наберется столько вылетов в истребительных частях вообще. Так вот, в первое время я почувствовал, что командиры эскадрилий присматриваются ко мне и не спешат с выводами. Некоторые из них знали меня как командира эскадрильи соседнего полка, знали как боевого летчика. Но как воздушный разведчик я, конечно, имел меньше опыта, чем наиболее сильные летчики 273-го полка — такие, как Решетов, Морозов, Евтихов и другие. Поэтому я понимал, что мои командирские полномочия надо подтвердить и практическими делами.

Прежде всего я начал летать на разведку в составе групп разных эскадрилий полка. Вскоре летчики смогли [149] увидеть меня в воздухе и как командира и как боевого летчика. Параллельно с этим мы организовали в полку ряд совещаний по обмену боевым опытом. И тут ветераны полка убедились, что не все то, что казалось им с высоты их личного опыта как бы само собой разумеющимся, так же хорошо известно и другим летчикам. Они воочию убедились в необходимости систематических занятий и разборов на земле. Стало ясно, что нельзя всю учебно-воспитательную работу возлагать только на практику по принципу: «жизнь научит»… Так, начиная с простых вещей, мы постепенно шли навстречу друг другу, к взаимопониманию, доверию и определенной перестройке отношений.

Несколько раз в тот период мне приходилось бывать по делам в штабе дивизии, и полковник Сиднев интересовался тем, как складываются мои взаимоотношения с людьми в полку. Он прекрасно понимал все сложности, которые у меня возникали на первых порах, вникал во все детали я давал разумные советы. Помню, как он предостерегал: «Понимаю твои затруднения, но резко ничего не ломай. Мы полком довольны, работают летчики хорошо, дело знают, потерь мало. Так что — приглядывайся. В своих выводах ты прав, — говорил мне командир дивизии, — но делай все постепенно».

Это было трудное время — и для меня, и для полка. Б. А. Сиднев постоянно оказывал мне существенную помощь в самых различных вопросах.

Следует заметить, что у меня быстро сложились нормальные отношения с инженерно-техническим составом. Состояние самолетного парка полка меня сильно беспокоило, Многие машины были сильно изношены и повреждены в прошедших боях. Ряд двигателей подлежал немедленной замене. Инженер полка Дронин, подробно докладывая о состоянии материальной части, предупреждал: «Если так я дальше дело пойдет — мы не справимся даже с регламентными работами». Такое состояние самолетного парка объяснялось чрезвычайно интенсивными условиями эксплуатации — наш полк не знал в работе передышек. Летчики, конечно, прекрасно понимали, на каких машинах они летают. Но они также знали и то, с какой самоотверженностью работает инженерно-технический состав, чтобы эта изношенная матчасть действовала безотказно. Однако всему есть предел. И если нервные и физические силы людей в трудные времена, кажется, предела не имеют, то у техники такого запаса прочности нет. Металл часто сдает раньше, [150] чем человек. Предстояли интенсивные вылеты па разведку, напряженные воздушные бои.

Тут-то мне и помог полковник Б. А. Сиднев. Он выделил в полк несколько машин. Кроме этого, мы получили двигатели и запчасти. Прекрасно понимая, какая нагрузка ляжет на полк в предстоящем наступлении, командир дивизии снял в тот период с нашего полка часть задач и дал возможность провести неотложные регламентные работы. Я же со своей стороны в тот период много внимания уделял улучшению бытовых условий личного состава, особенно технического.

Одним словом, став командиром полка, я столкнулся с самыми различными проблемами, заниматься которыми до тех пор мне не приходилось. Кроме всяческих забот, о которых я вкратце упомянул, главным в работе по-прежнему оставалась летная подготовка личного состава полка и передача боевого опыта. В этом мне немалую помощь оказывали мои заместители Мясков и Куделя.

Воздушные разведчики должны были не только отлично распознавать объекты в тылу врага и грамотно анализировать обстановку на том или ином участке фронта, но при необходимости и мастерски вести воздушный бой. «При необходимости» я говорю потому, что воздушные разведчики по мере возможности должны были избегать боев — сведения, которыми они располагали, стоили много больше, чем какой-нибудь сбитый «мессершмитт», и потому они не должны были рисковать, если дело не касалось их прямой работы. Но часто — хочешь не хочешь! — разведчику приходилось вести бой, причем над вражеским тылом. В таких ситуациях наши разведчики проявляли себя как незаурядные воздушные бойцы.