Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

В начале марта сорок третьего года наши войска на юге еще продолжали наступать. Войска Южного фронта преследовали противника вдоль побережья Азовского моря в направлении на Таганрог. Противник, прикрывая свой отход, вел арьергардные бои и занимал мощный оборонительный рубеж по реке Миус. После многомесячного зимнего наступления, начавшегося в ноябре 1942 года под Сталинградом, наши войска не смогли с ходу взломать миусский оборонительный рубеж. Перед рекой Миус наступление было остановлено, и фронт стабилизировался.

Части нашей дивизии, как и другие соединения 8-й воздушной армии, продолжали поддерживать боевые действия наземных войск, совершенствовали свое аэродромное базирование, [190] подтягивали тылы, пополнялись летным составом, самолетами.

В период спада боевой активности возрастает значение всех видов разведок, в том числе, конечно, и воздушной разведки, которая позволяет оперативно собирать информацию о противнике. Противник же в свою очередь уделяет большее внимание борьбе с воздушными разведчиками.

Наш полк затишья не имел. Задачи в тот период нам ставились сложные. Мы занимались сбором информации, которая вскрывала характер обороны противника на Миус-фронте, выявляли перегруппировку войск, устанавливали места базирования вражеской авиации. Часто мы проводили полеты в сложных метеоусловиях при возрастающем разнообразном противодействии в районах, где были расположены интересующие нас объекты. Эти районы усиленно прикрывались зенитной артиллерией и истребителями, и добывание нужных сведений часто стоило нам дорого. В тот период среди летного состава увеличились потери. Мы вынуждены были посылать усиленные группы (часто наши разведчики ходили с прикрытием) и постоянно искать новые тактические приемы.

В ту пору мы систематически вели разведку в районе железнодорожных станций противника, в том числе — Амвросиевки. Район этот был насыщен вражеской авиацией а хорошо прикрыт зенитной артиллерией. Почти в каждом вылете нашим разведчикам приходилось вести там воздушный бой. Ставя задачу на вылет в подобные районы, я всегда старался прочувствовать настроение и душевное состояние летчика, которому предстояло выполнять задание. И если ведущий пары иногда, как бы советуясь, говорил: «Может, четверкой пойдем, товарищ командир?» — то я обычно в таких случаях соглашался сразу. Район тяжелый, задача у разведчиков трудная, ведущему в такой ситуации виднее. И я посылал дополнительную пару, в обязанности которой входило прикрыть разведчиков.

Однажды из района Амвросиевки не вернулось два наших разведчика. Такое у нас бывало очень редко. Конечно, разведчикам часто приходилось вести воздушный бой над тылами противника, но летчики полка были умелыми истребителями и опытными воздушными бойцами. Даже в самых драматических обстоятельствах они, как правило, находили выход. Если же противнику удавалось сбить одного летчика, то мы потом, как правило, долго анализировали характер действий разведчиков над целью, чтобы разобраться в том, правильно ли они оценили обстановку, какие допустили [191] ошибки. Но чтобы не вернулась с задания пара — кажется, этот случай у нас был единственным. Не имея никаких данных о том, как складывался этот вылет, мы предположительно решили, что оба наших разведчика погибли в воздушном бою. Либо — был и такой вариант — один был сбит зенитным огнем, а другой, оставшись без напарника, вынужден был принять воздушный бой и тоже погиб.

О судьбе разведчиков я узнал лишь после войны. В 1950 году один из двух летчиков, не вернувшихся тогда из-под Амвросиевки, лейтенант Дементьев, нашел меня и в деталях рассказал подробности того неудавшегося разведывательного полета.

Нашим летчикам действительно в районе Амвросиевки пришлось вести напряженный воздушный бой. В этом бою напарник лейтенанта Дементьева был сбит. При попытке оторваться от преследователей самолет Дементьева был подбит, и пришлось ему выпрыгивать над территорией, занятой врагом. Летчик попал в лагерь для военнопленных, однако пробыл там недолго: стремительным ударом наши войска очистили местность, в которой находился этот лагерь, и вместе с другими военнопленными Дементьев был освобожден. Для людей с такими судьбами, как у Дементьева, те годы были очень нелегкими.

После освобождения нашими войсками города Ейска и подготовки аэродрома я получил приказ посадить на этот аэродром эскадрилью для выполнения воздушной разведки в районах западнее Таганрога и над морем. Кроме этого, нам была поставлена задача совместно с группой штурмовиков не допустить движения судов по морской трассе Таганрог — Мариуполь. Некоторое время нам предстояло действовать не совсем в привычных для нас условиях — над морем.

Выполнение этой задачи я поручил командиру эскадрильи капитану С. И. Евтихову, заместителю по политчасти М. Д. Тиунову, летчикам Нестерову, Сучкову, Никулину, Ворсанахову, Дудоладову и другим. Сам я в те дни тоже нередко совершал полеты над морем. Немало различных судов с живой силой и техникой противника было потоплено в тот период нашими летчиками.

Одновременно мы продолжали вести воздушную разведку к западу от Таганрога. Один из таких вылетов я выполнил в паре с лейтенантом Николаем Глазовым в мае сорок третьего года. Мы подошли к Мариуполю со стороны моря. Начала бить вражеская зенитка, но разрывы были выше нас, и мы, маневрируя, начали снижаться. Просмотрели железную [192] дорогу и шоссе, ведущее на север от города, развернулись и снова вышли к морю.

В это время из Мариуполя на восток шли два буксирных катера. Катера тянули небольшие широкие баржи. На баржах стояли автомашины, лежали какие-то ящики. Мы отчетливо различали также фигурки солдат. Двигались буксиры медленно, поэтому далеко уйти не могли.

Мы вернулись в Ейск, зарядились и с группой Ил-2 вылетели на штурмовку этих барж. На море — штиль. Пенные буруны за катерами были хорошо видны издалека. Подошли к буксирам. С одной из барж слабо стала бить пушка — эрликон. Штурмовики перестроились в пеленг и с небольшого разворота атаковали. Один из буксиров загорелся, на нем стали обрубать трос. Освободившись от баржи, буксир зигзагами попытался отойти к берегу и выброситься на мель. Его накрыли бомбы Ил-2. Затем штурмовики переключились на баржи. Мы с Глазовым снизились и атаковали второй буксир. Били по рулевой рубке. Видели, как гитлеровцы прыгали с катера в море. Горящий катер, развернувшись к берегу, сел, как видно, на мель.

Подобные атаки не всегда заканчивались для нас столь благополучно. Иногда мы несли потери от зенитного огня с атакуемых судов. Редко, но бывали и воздушные бои. В одному из них — был бой с группой Ме-109 — был сбит летчик Линьков. Ему удалось выпрыгнуть из горящего «яка». Прыгнул он затяжным прыжком, парашют раскрыл у самой воды. Купол парашюта отнесло ветром в сторону. Спасла Линькова «капка» — надувной жилет. Он приводнился у берега, занятого нашими войсками, и вскоре его подобрали наши моряки с какого-то катера.