Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Полк Баранова получил приказ сопровождать группу Пе-2, которая наносила удар по немецкому аэродрому в Сталино. Группу истребителей сопровождения возглавил подполковник Николай Баранов. Взлетели, собрались, пристроились к «петляковым» и легли на маршрут к цели. По цели бомбардировщики отработали хорошо, но на обратном пути были атакованы большими силами противника. Летчики Баранова вступили в бой. Немцы наседали. Бой велся почти по всему обратному маршруту следования нашей группы. В этом бою ни один Пе-2 не был сбит, немцы потеряли два «мессершмитта», но истребители произвели посадку на свой аэродром без командира полка…

Впоследствии очевидцы, наблюдавшие этот бой с земли, рассказывали, как от одного нашего подбитого «яка» отделилась маленькая точка, над которой на мгновение начал [196] раскрываться купол парашюта, но тут же погас. Парашют потянулся за точкой длинной сигарой, потом и вовсе отделился от падающего летчика. Летчик ударился о землю. Когда к нему подбежали местные жители, на теле летчика тлела одежда. Вероятно, стропы парашюта перегорели еще в кабине самолета.

Подъехали на машине фашисты и полицаи, забрали документы летчика, фотографию его жены и сына и письмо от его друга Бориса (полагаю, что это было мое письмо, незадолго до этого полученное Николаем). Полицаи сняли с гимнастерки ордена Красного Знамени, сняли с летчика сапоги, а прожженный реглан оставили. Жителям было приказано разойтись, летчика не хоронить. Однако два местных паренька — Василий Рубан и Николай Сапрыкин — несмотря на требования полицаев, все же подкопали землю под телом летчика и обложили тело камнями с землей. Поверх могилы закрепили кусок фанеры с упавшего неподалеку «яка» и на фанере написали:

БАРАНОВ Н. И. 1912–1943–6.V

Совхоз Микояна. Шахта № 9.

Обо всем этом мы узнали немного позднее, когда наши наступающие войска очистили от немцев район, где погиб Николай Баранов. После освобождения Донбасса останки Н. И. Баранова были перезахоронены и над могилой был установлен памятник.

В послевоенные годы в город Шахтерск вернулся Василий Иванович Рубан, который стал а городе народным судьей. По его инициативе горком провел 9 мая 1963 года в городе митинг. Была открыта мемориальная доска летчику-истребителю Николаю Баранову. Родные Баранова присутствовали на этом митинге. Решением горисполкома имя Н. И. Баранова присвоено одной из улиц города и пионерской дружине школы № 11. На родине Николая, в Сормово, его имя присвоено одной из школ.

Николай Баранов родился и вырос в Сормово. Отец его был потомственным рабочим, коммунистом. Сам Николай в юности работал на заводе «Красное Сормово» молотобойцем. С завода ушел в авиационную школу и стал прекрасным летчиком и умелым командиром.

Через двадцать лет после гибели Николая, летом 1963 года, я вместе со своим сыном приехал поклониться на его могилу. Не забывают своего командира и однополчане. [197] Один из них, писатель Л. Новиков, посвятил Н. И. Баранову стихи. Там есть такие строки:

И потому, скрывая раны,

Шагаем вместе мы вперед,

И всем нам командир Баранов

На взлет команду подает.

В Победы День, в святую дату,

Когда над миром торжество,

Вспомянем павшего солдата

И сердце чистое его…

…Шла весна сорок третьего года. На Миус-фронте наши наземные части вели бои местного значения. Мы занимались своим основным делом — разведкой, а также перехватывали вражеских воздушных разведчиков. В ту пору я часто летал в паре с Николаем Глазовым. Это был сильный летчик, имевший опыт сталинградских боев.

Однажды мы возвращались из очередного разведполета. Полет проходил в районе Енакиево — Дебальцево — Кадиевка. Выполнив задание, мы вышли к Ворошиловграду с запада (линия фронта проходила западнее города).

Над линией фронта обнаружили «раму» — немецкий корректировщик артогня висел метров на пятьсот выше нас.

Этот самолет наши наземные войска ненавидели больше любого другого. Запас топлива у него был приличный. Он мог часами болтаться над нашими позициями, и тогда огонь вражеской артиллерии наносил большой ущерб нашим войскам: от точных попаданий артиллерийских снарядов некуда было деться.

Такую цель мы упустить не могли.

Передал Глазову:

— Прикрой, атакую!

Стал подходить к «раме» снизу для атаки. На фоне земли экипаж корректировщика нас, видимо, не замечал, но когда я уже приблизился, немцы увидели «як». «Рама» начала резкий разворот.

Этот недоброй памяти самолет обладал прекрасной маневренностью. Его скорость, по сравнению со скоростью истребителя, была невелика, но, благодаря своим удачным аэродинамическим характеристикам, он мог закладывать глубокие виражи и уходил вниз по спирали, как бы скольжением «под себя». Промазал с первой очереди — приходится терять время, снова искать пути для атаки. А повторно атаковать себя «рама» почти никогда не давала. Она скользила к земле в сторону своей территории, завлекая тебя как [198] раз на зенитные батареи — это у них было неплохо отработано. И если учесть, что висела «рама», как правило, над линией фронта, то и путь отхода на свою территорию под защиту своих зенитных батарей у нее обычно был не долог.

Я все же попал в самолет с первой очереди. Я видел, как выпущенная мной трасса прошила одну из балок ФВ-189. Но что это такое для «рамы»! В свое время под Сталинградом мы обнаружили такой самолет на захваченном нашими войсками аэродроме в Котельниково. И довольно детально его изучили. К сожалению, уязвимых мест у него было мало. «Рама» была двухфюзеляжным самолетом (отсюда и прозвище). Экипаж располагался в небольшой компактной кабине. Чтобы завалить этот самолет наверняка, надо было вести огонь по кабине. Но при удивительной маневренности «рамы» сделать это было не просто. Вот так и получилось: я прошил очередью одну из балок «рамы», после меня еще Глазов успел дать по корректировщику очередь, но, очевидно, надо было в прямом смысле перерубить балку, чтобы «рама» упала. А раз этого не произошло, ФВ-189 на наших глазах стал закладывать глубокие крены, все время уходил от нас и не давал держать себя в прицеле.

Все же, видимо, наши очереди были достаточно эффективными: мы видели, как «рама» перетянула линию окопов и приземлилась на фюзеляж западнее города в одной из балок. По сидящему самолету мы дали еще по одной очереди. К «раме» мчались немецкие мотоциклисты. Горючее у нас было на исходе, и мы продолжили свой путь на аэродром. По возвращении мы самокритично разобрали с летным составом характер наших атак по ФВ-189. Сделаны были и практические выводы.

Как ни странно, но впоследствии я совершенно случайно услышал описание этого боя из уст очевидца и узнал некоторые подробности, которые в сорок третьем году нам не были известны. Весной 1976 года я выступал перед преподавателями Ворошиловградского училища штурманов имени Пролетариата Донбасса и рассказывал об этом эпизоде. Я сказал, что, подлетая к Ворошиловграду, пытался с воздуха определить то место, где в сорок третьем году сел на фюзеляж подбитый нами ФВ-189, но определить не смог, потому что город так вырос, застроился, разросся и похорошел, что те овраги, вероятно, давно засыпаны. При этом я без всякой ностальгии добавил: «Хорошо, что все, что напоминает войну, исчезает». И вот в тот момент, когда я, закончив выступление, собрался уходить, ко мне подошел [199] подполковник, один из преподавателей училища, представился и сказал, что видел тот бой собственными глазами и что тогда ему было 15 лет. «Рама», рассказывал подполковник, села в овраг без шасси, имела повреждения, один из летчиков был убит. Подъехавшие к самолету мотоциклисты вытащили убитого летчика из кабины и увезли. Самолет тоже через несколько дней куда-то утащили…