Борис Ерёмин - Воздушные бойцы

Накануне ожидаемого наступления в разгар боевой работы у нас в полку погиб Герой Советского Союза старший лейтенант Николай Глазов.

Представление на Глазова к званию Героя Советского Союза я подписал 11 февраля 1943 года. К тому временя Глазов произвел 537 боевых вылетов, имел лично и в группе 20 сбитых самолетов противника, более 100 разведывательных полетов. Он дрался под Москвой, в Сталинграде и в Донбассе, был отважным, опытнейшим воином и имел высокий авторитет в полку.

Погиб Глазов при атаке корректировщика ФВ-189. Этот бой хорошо запомнил летчик Иван Костыгин, который в том вылете был у Глазова ведомым. Костыгин появился в нашем полку всего за несколько дней до этого вылета. Был он инструктором Борисоглебской авиационной школы, поэтому летал неплохо, но боевого опыта не имел. Николай Глазов взял его к себе в напарники, и в тот день Иван Костыгин — впоследствии отличный боевой летчик, командир эскадрильи — совершал свой второй или третий боевой вылет. Потому и запомнил все до деталей.

На исходе дня четверкой (пара Николая Глазова и пара Ивана Демкина) они вылетели на боевое задание. Сильная облачность в тот день осложняла работу, но летчики выполнили задание успешно и возвращались назад выше края облачности. Шли примерно на высоте две с половиной — три тысячи метров. При приближении к линии фронта услышали голос наземной радиостанции, которая настойчиво призывала наших истребителей атаковать ФВ-189. Пересекли линию фронта, и в разрывах облаков Костыгин вдруг увидел «раму». «Рама» висела на очень небольшой высоте, почти над самой землей. Очевидно, еще раньше заметил корректировщика Глазов, потому что, когда Костыгин оторвал взгляд от «рамы», истребитель Глазова уже пикировал с большой высоты. Хорошо зная, что «рама» легко может [203] улизнуть, Николай, вероятно, решил сбить ее с первого же захода Костыгин видел, что «як» ведущего приближается ФВ-189 с очень большой скоростью. Затем к «раме» потянулась трасса снарядов — Глазов открыл огонь. Дальнейшее произошло в считанные доли секунды. Земля была слишком близко, пространство для маневра ограничено. Костыгин увидел, как внезапно ФВ-189 стал разваливаться на куски: еще мгновение — и обе машины пылали на земле.

Наступление наших войск успешно развивалось. Вслед за войсками перебазировались и мы, авиаторы. Наш новый аэродром назывался Ремовские Рудники. С этой полевой площадки мы продолжали вести воздушную разведку, прикрывали действия штурмовиков.

В полк прибыли молодые летчики. Но как раз в тот момент я не мог с ними поговорить: в воздухе была сложная обстановка, и я вел радиопереговоры, наращивая группу наших истребителей в бою. Прибывшие терпеливо дожидались рядом с моим командным пунктом, когда у меня высвободится время, а заодно и получали первые представления об управлении воздушным боем и о буднях полка. Когда стало поспокойнее, я познакомился с пополнением. Это были подготовленные люди. Теперь уже можно было не испытывать столь острого беспокойства за них. «Пенафт», как у нас иногда называли в полку молодых, взлетит и сядет. «Ну а как надо воевать, — говорили «старички», — мы научим». К тому же обстановка на фронте резко изменилась в лучшую для нас сторону, и мы теперь могли более основательно готовить молодежь и в бой вводить ее постепенно.

Продолжали приходить в полк летчики после излечения в госпиталях. Приходили из полков По-2 и даже Ил-2. Таким летчикам в запасных полках давали по 18–20 часов налета на Як-1 и — в бой. Однако процесс переучивания бывшего бомбардировщика или бывшего штурмовика на истребителя более долог, и после 18–20 часов налета на «яке» многих таких летчиков посылать в бой было рановато.

Помню, однажды в полк прибыл лейтенант Коптелов. До этого он воевал в полку ночных бомбардировщиков По-2, произвел 850 боевых вылетов. Это был заслуженный человек с немалым боевым опытом. Но истребителем он не мог стать быстро, для этого нужен налет, нужно время, чтобы приобрести навыки именно истребителя. В нашем полку Коптелова шутливо называли «королем» посадок. Садился он на истребителе действительно безукоризненно, но не был достаточно хорошо подготовлен к воздушному бою. Было [204] решено вводить его в строй неторопливо, сообразуясь с воздушной обстановкой. Конечно, можно было принять и другое решение: отчислить Коптелова из полка в часть, где он продолжал бы летать на По-2. Но сам он этого не хотел, в коллектив летчиков нашего полка вписался плотно и навсегда. Он был ровным, спокойным человеком, обладал чувством юмора и был ко всем доброжелателен. Он остался в полку и дожил до победы, чему я очень рад. А на задания командир эскадрильи посылал его, сообразуясь с его возможностями, обстановкой.

Но большую часть пополнения составляла, конечно, молодежь. И вот стоят передо мной четыре летчика — Г. Кривошеев, И. Янгаев, Ю. Гунченко и Н. Зонов. Внешне — очень разные. Григорий Кривошеев — плотный, русоволосый, красивый парень. Лицо — почти юношеское, над верхней губой — аккуратные усы, к которым хозяин очевидно относится с немалой заботливостью… Иван Янгаев — смуглый крепыш, очень серьезный. Юрий Гунченко от волнения насторожен, нос несколько великоват, взгляд, я бы сказал, суетлив. Николай Зонов, в отличие от Гунченко, спокоен… Это блондин с прекрасной, густой шапкой волос…

Кое-что о наших делах ребята уже знают. Всего из запасного полка в дивизию их прибыло более двадцати человек. Встретил пополнение командир дивизии генерал Б. А. Сиднев и подробно рассказал молодым летчикам о работе дивизии, о том, чем занимается каждый полк. Разобрал и типичные ошибки, которые на первых порах допускают в воздухе новички, объяснил некоторые наиболее распространенные приемы, которыми в воздушном бою пользуется враг — словом, предостерег. И предупредил, что основная работа по приобретению боевого опыта у них, конечно, начнется в полках. После этого спросил у новичков, есть ли желание воевать в каком-то определенном полку. Тогда эти четверо попросились в наш полк.

Гораздо позже я узнал о том, что еще в училище Григорий Кривошеев изучал наш мартовский бой «7 против 25». Поэтому когда попал в дивизию и узнал, что 31-м гвардейским полком командует майор по фамилии Еремин, выяснил — тот ли Еремин? А узнав, что тот, захотел попасть в наш полк. И товарищей своих сагитировал. Разглядывая их, я, конечно, не знал в тот день, на чем был основан их выбор. Мне хотелось подробнее поговорить с ними, но каждую минуту могла возникнуть необходимость снова выйти па радиосвязь — в воздухе были наши группы. Беседуя с ними, я думал о том, что сейчас, когда они будут распределены [205] по эскадрильям, для них начнется первый и очень важный этап боевой жизни — все будет зависеть от того, насколько успешно они будут перенимать опыт ветеранов. А этой способности в человеке с первого взгляда не угадаешь…