Катерина Джеймс - Одуванчик: Воспоминания свободного духа

По завершении нью–йоркского куста в плане у Moody Blues стоял отдых в Пуэрто—Рико, а мы с Денни — на самой вершине нашего романа и говорить друг другу «прощай», не было сил, но когда я появилась на пуэрто–риканском пляже в купальнике, остальные члены ансамбля обомлели. Я могла одурачить Денни, но на залитом ярким солнцем пляже я выглядела телёнком. Этим же вечером состоялся военный совет: вопрос стоял о моём несовершеннолетии, и Денни обязали отправить меня из страны. Утром меня посадили на самолёт и отослали обратно в Нью–Йорк.

На прощанье Денни сказал, чтобы я не волновалась и что могу приехать в Англию в любое время, но подумайте, как мог попасть паспорт в руки сбежавшего подростка? Денни вернулся в Англию, и мы обменивались дорогущими международными телефонными звонками и письмами, готовыми вспыхнуть от переполняющей нас тоски. В ту же неделю, как мне исполнилось шестнадцать, я решила, что пришёл мой шанс обрести свободу и получить паспорт. Всё что мне нужно было это согласие родителей на путешествие одной, которое я, не задумываясь, выковала сама. И вот я на пути в Англию.

Я увидела Денни, встречающего меня и стоящего за стеклянной стеной с огромным букетом цветов. Прошло почти шесть месяцев, и он выглядел даже ещё ослепительнее, чем каким я его запомнила. У меня начала кружиться голова, так как мне показалось, что таможенник слишком внимательно изучает мой паспорт и поддельное письмо и вдруг спрашивает, где мой обратный билет. Что за обратный билет? Разве я не приехала, чтобы остаться навсегда? И с безжалостным британским акцентом он распорядился:

— Будьте так добры, отойти в сторону, мисс.

О, мой Бог! Меня собираются арестовать, и я с эти ничего не могу поделать! И не только я не увижу Денни снова, но они созвонятся с властями, найдут мою мать, и отошлют меня обратно в тауэр. Когда прошли через паспортный контроль все остальные пассажиры, подошёл Денни и спросил:

— Что случилось, любовь моя?

Офицер преградил дорогу.

— Во–первых, отойдите, она несовершеннолетняя, у неё нет обратного билета, и в паспорте нет никаких пометок о её месте жительства. Она не может пройти на территорию страны.

Я была близка к обмороку, но и тут не обошлось без вмешательства доброго волшебника: таможенный инспектор узнал Денни. Выяснилось, что он большой поклонник Moody Blues и совсем недавно видел их с песней Go Now по телевизору в программе Top of the Pops. Улыбаясь во весь рот, он поставил штамп в паспорт с разрешением на три месяца, и мы вышли в город.

Мы промчались по улицам Лондона в крошечном Мини–Купере Денни, махнули через мост Путни до Карлисл–сквер.

Волшебное место, этот Лондон. Мне нравилась украшенные лепкой и колоннами с портиками его дома, тихие парки и узкие, мощённые булыжником улочки. Запах маленьких магазинчиков был знаком и радовал душу. Я чувствовала себя, как будто была уже здесь прежде, как если бы вернулась домой после долгого отсутствия.

А эта длиннющая Кингс–роуд в Челси? Она была как один удивительный таинственный частный клуб. Там можно было встретить и длинноногих моделей, важно вышагивающих в своих бархатных мини и цветных сапогах на платформе, и рок–музыкантов, пришедших сюда прикупить что–либо для себя, множество кафе со столиками прямо на улице, а все парни походили на рок–звёзд. Моим самым любимым местом стал единственный в своём роде Челси–Антик–маркет, переполненный до краёв всякими викторианскими сокровищами. На одном из верхних этажей одна очаровательная венгерка, Улла, перешивала старинные шёлковые платья, невообразимой красоты French cravats и украшенные вышивкой piano shawls (шали) в причудливые в форме призмы костюмы. Самый верхний этаж занимал сад, разбитый прямо на крыше, с которого открывался роскошный вид на всю Кингс–роуд, и где ты могла выпить чаю и насладиться пирожными и бисквитами, пока перед твоим взором проходили люди в феерических, экстравагантных одеждах. В самом конце Кингс–роуд был магазинчик, который носил название «Бабуля собирается попутешествовать». С фасада в стену была вделана задняя часть от автомобиля, как если бы он только что въехал в окно. У Бабули специализировались сшитыми–на–заказ бархатными ковбойскими куртками, ручной выделки сапогами из змеиной кожи и обтягивающими вельветовыми брюками. На их визитке стояла подпись:

Рассказ о моём поколении сравни рассказу о целой новой эре, а то было только самым её началом.

Квартира Денни не имела ничего общего с моим представлением о ней; ничего необычного или претендующего на художественный стиль — современная обычная квартира, уютная и удобная, с замечательным садиком во дворе.

Битлз только что заняли верхнюю строчку со своим Револьвером и пластинка Here, There, and Everywhere не сходила с нашего проигрывателя, как если бы была нашим гимном.

Я попала в самую гущу психоделической, рок–н–ролльной революции. Только представьте, приходишь на вечеринку и видишь Джона Леннона или ешь из одного котелка (have a puff of pot) с Полом МакКартни. Мы танцевали с Ринго и Морин, а галлюциногенные ночи проводили с Брайаном Джонсом и его подружкой–немкой, Анитой Палленберг. Я души в Денни не чаяла, готовила, стирала, гладила ему рубашки. Думала, что мы счастливы, но… скоро в раю разразилась гроза.

Когда тебе шестнадцать, ты не судья своим эмоциям и меня поставила в тупик сумасшедшая подростковая страсть к идее вечной любви. Пока мы были в постели, а проводили там почти всё время, мы были ослеплены страстью, но постепенно Денни становился невероятным мудаком (простите за каламбур) со своей пугающей сумасшедшей ревностью, и фраза, которую я раньше не понимала, стала пророческой. «Любить её — нуждаться в ней везде». Оно подкрадывалось ко мне медленно, это ощущение, ощущение, что тебя снова посадили в тюрьму. Я не могла даже сбегать в магазин, без того, чтобы он не ждал меня у дверей, переполненный неприятными намёками. Доходило до того, что иногда он валил меня на пол и бил, в клочья разрывая на мне одежду, вообразив невесть что, черти селились в его зелёных глазах. Позднее он раскаивался, и я так хотела верить в искренность его чувств!

Увеличивающаяся драма отразилась на сексе, он стал лихорадочным, нервным, я бы даже сказала перевозбуждённым, но корень трагедии заключался в моём бегстве от насилия надо мной. Его ревность вышла за все рамки, однажды он бежал целый квартал за автобусом, только из–за того, что какой–то парень, стоящий на подножке, увидев меня, присвистнул. Я даже начала ходить, опустив голову вниз, только чтобы сохранить мир. В довершение всего, Денни не нашёл ничего худшего, чем решил, что самое время ему уйти из Moody Blues. Работы нет, времени на ни на что — избыток, в итоге он погрузился в страшную депрессию, чего я никак не могла постичь.