Катерина Джеймс - Одуванчик: Воспоминания свободного духа

Жизнь с ним стала постоянным уклонением от надвигающейся катастрофы. И не важно, что я делала, что говорила, я не могла заставить Денни поверить, что люблю его. Я запуталась; разве любовь предполагает боль? Денни стал моим первым домом, впервые я почувствовала себя в безопасности. Уходить я не хотела, но и оставаться не могла. В слезах покидая своего разъярённого самца,

Я вернулась вместе со своей подругой, Эйлин Рубенштейн, и мы приземлились в точности откуда уехали, с дискотеками и танцами до утра. Мне не хватало Денни, но чувства смешивались, когда я думала о нём. Думаю, что мною тогда владела мечта любить кого–то или даже, скорее, быть любимой. Мне по–прежнему было шестнадцать, но вела я себя по–взрослому, стараясь изо всех сил выжить. Мне трудно досталась моя свобода, но в этом мире я оказалась такой одинокой.

Тем временем печально известный диск–жокей Мюррей–Кей организовал десятидневное шоу в Академии Музыки на 58–й. На афише крупными буквами стояли имена Мича Райдера, Смоки Робинсона, Вильсона Пикетта, а так же группы Blues Project. Смоки отказался в последнюю минуту, но самым большой приманкой стали два дебютанта из Англии — группы Who и Cream. Мне их посоветовала моя чёрная подруга Эмеретта, которая со своим обаянием могла бы проникнуть даже в Форт–Нокс. Может быть, нам удастся что–нибудь увидеть. Мы проскользнули за кулисы как раз вовремя — только что началась репетиция. Это было что–то, Роджер Долтри пел возмутительную My Generation! Сказать, что мы были в восторге, это ничего не сказать; ни охраны, ни души в партере, и мы одни рядом с музыкантами. Усевшись на последнем ряду, мы присутствовали при рождении истории.

В тот самый момент, когда Пит Таунзенд вооружившись своей гитарой, пытался пробить стену из звуковых колонок, пришёл Эрик Клаптон и сел прямо рядом со мной. Кит Мун расшвыривал свои барабаны с такой яростью, как если бы это были пьяные ковбои, напавшие на него в каком–нибудь баре на Диком Западе, куда он зашёл пропустить стаканчик. Затем они всё это предали огню — и это была всего лишь репетиция! Это было первое появление Who и Cream на американской сцене, а мы с Эмереттой оказались их первыми и единственными (!) зрителями.

Эрик Клаптон был во всём английском, бархатные фиолетовые брюки и сапоги из змеиной кожи; здесь в Америке, ничего подобного тебе бы не достать, и всё это делало его ещё более загадочным. Эрик спросил, останусь ли я посмотреть и его группу, а затем пригласил нас с Эмереттой зайти к ним после репетиции за кулисы. Мы быстро нашли общий язык и, сдружившись с этими вторгшимися в нашу страну англичанами, не пропустили ни одного их выступления. А концертов было пять в день, и первый начинался невероятно рано — в 10:30 утра! Cream успевали сыграть только I Feel Free и I’m So Glad, а завершали выступление Who, своим My Generation. Я стала неутомимой поклонницей этих британских рокеров. Если бы только я знала тогда, что в совсем недалёком будущем я перееду жить к Эрику Клаптону, буду петь на сцене с Джинджером Бейкером, а Роджер Долтри станет моим самым близким другом!

По возвращении из Англии со мной начали происходить странные вещи. Приступы головокружения и апатии, а незначительные, даже самые слабые запахи косметики и духов вдруг стали вызывать у меня странные позывы к тошноте. В таких мучениях прошло несколько недель, я реагировала и на запах еды и даже на то, что кто–нибудь рядом со мной вздыхал, я неслась в туалет, где меня выворачивало наизнанку. Думала, подхватила какой–то азиатский грипп, изнуряющий меня десятифунтовыми рвотами, думала так, пока не сходила к врачу. У меня и в мыслях не было, что я могла забеременеть, и врач просто оглушил меня этим ошеломляющим заявлением. У меня будет ребёнок. Сколько помню себя, всегда хотела иметь своего собственного ребёнка, но то был не лучший момент моей жизни, чтобы привнести новую душу в этот мир. Я позвонила Денни, но он не стал от этого счастливее, сказал, чтобы я вернулась, что так будет лучше для всех нас.

Как если бы меня сбросили с гребня волны в самую глубину между волнами и приказали плыть, но оставалась со мной любовь к Денни, к здраво рассуждающему Денни. Возможно, думала я, ребёнок вернёт мне прежнего Денни.

Денни увлёкся идеей «классика встречается с рок–музыкой» и в свою новую группу, Electric String Band, он включил струнный квартет Лондонской Королевской академии. Группа сразу попала под перекрёстный огонь у критиков, и мы решили, что лучшее, что мы можем сделать теперь — это связать себя узами родства. Мы нарядно оделись, Денни — в сшитый на заказ приталенный костюм и мерцающую психоделическими цветами рубашку, а я, на седьмом месяце — в сатиновое бледно розовое мини и серебристые высокие до колен сапоги на толстенной платформе. Мы взялись за руки и прошли так всю Кингс–роуд до самого конца, где располагался районный отдел регистрации, но в такие ранние часы он оказался закрыт.

После очередной сцены ревности Денни написал мне Say You Don’t Mind, как я понимаю, он считал, что этим он извинится передо мной. Грустная получилась песенка,

она тронула не только моё юное неопытное сердечко — но и попала в десятку английского списка популярности. Дальше — ещё больше: Catherine’s Wheel. Неужели все лучшие песни о любви появлялись от боли, приносимой действительностью?

Я сходила с ума — была слишком беременной, чтобы куда–то бежать; пройдёт совсем немного времени, и мой ребёнок появится на свет в Кенсингтоне в больнице при монастыре Святой Марии.

*

В Лондон на встречу с гитаристом–виртуозом группы Yardbirds, Джимми Пейджем, прилетела моя юная подруга Хизер Тейлор, с которой я часто танцевала в нью–йоркских Ундинах. Только представьте, вот Хизер, живое изваяние шести футов, рыжеволосая модель, изысканно одетая, привлекающая здоровое внимание плохих мальчиков, а вот Джимми, с неземными, кажущимися хрупкими, своими манерами и мягкими чёрными кольцами ниспадающими на его бледную кожу волосами, представили? И с вами не случился сердечный приступ?

К сожалению, после трёх сказочных, совершенно невероятных свиданий он… (выдохся?) недвусмысленно в очень милых выражениях, какими он обычно изъяснялся, сказал ей, что возможно они слишком часто видятся. (!?) В расстроенных чувствах Хизер заперлась вдали от Лондона у своей бабушки, живущей в английской провинции.

К счастью у меня сохранилась бумажка с номером телефона Роджера Долтри, который он дал мне ещё в Нью–Йорке, и, зная его мягкое сердце и любовь к женской красоте, у меня родилась идея.

— Почему бы тебе не позвонить Роджеру. Мне было бы очень приятно, если бы вы подружились.