Род Вейнбер - Рок–роуди. За кулисами и не только

— Предлагаю пропустить по стаканчику на ночь, а Таппи, как ты на это смотришь?

Я замотал головой и начал треть глаза, не в состоянии даже ему что–то ответить.

— Ладно, вижу, тебе надо отдохнуть. Но знай, утром ты мне нужен умытый, причёсанный и с ясной головой. Ради бога, ничего не говори, иди спать. Тебя разбудят вовремя, я распорядился, утром нас ждут важные дела. Не подведи меня, Таппи.

Я пробормотал что–то ему в ответ и поплёлся в свой номер. Полностью бездыханный, я уже думал о том, что лягу, даже не раздеваясь. Казалось, прошла всего минута, как раздался телефонный звонок. Это был Боб, и он был взбешён.

— Ты, тупой недоумок! — раздался его возмущённый возглас в трубке. — Мне нужно было вчера обсудить с тобой одно важное дело, а ты только и думал, как добраться до подушки, да ещё проспал будильник. Если тебе не нужна эта работа, Таппи, то так мне это и скажи. Я с лёгкостью найду тебе замену!

Чёрт! Чёрт! Чёрт! Который сейчас час?

— Нет–нет, что ты, Боб. Мне нужна эта работа. Прости. Я сейчас спущусь и буду весь в твоём распоряжении.

— Лучше бы тебе поторопиться, мать твою, — и бросил трубку.

Умылся, оправил одежду, в которой я так и заснул, схватил куртку и выскочил из номера. Я не стал дожидаться лифта, слетел с лестницы, пересёк улицу и вбежал к нему наверх. Боже праведный! Боб был готов убить меня. Когда, наконец, я добрался до его дверей, ноги ныли, я весь взмок и с трудом переводил дыхание.

— Боб, — выдохнул я. — Боб, прости. Прошу тебя.

Я взглянул на Боба, он стоял прямо передо мной и смеялся, слёзы текли по его щекам, в руках он держал свои очки.

— Как насчёт того, чтобы по стаканчику на ночь, Таппи?

Я посмотрел на часы. Что, прошло всего несколько минут? Я спал на самом деле всего несколько минут? Этот негодяй разыграл меня!

Признав его победу, я согласился на его предложение по стаканчику. Потом ещё по одному. Потом ещё. В итоге мы пили до самого утра и разошлись только в шесть. Так, по словам Боба, я сумел уберечься от того, чтобы проспать будильник.

Но были не одни только шутки и розыгрыши. Ну, может так, а может быть и не так, только я не ожидал от него ничего другого. Мне пришлось провести той осенью 1965 года в Нью–Йорке целых два месяца, и, не переставая меня подначивать и разыгрывать, он показал мне, как вершатся дела в этом городе.

Однажды вечером, мы с ним сидели в одном из фешенебельных ресторанов Виллиджа. И вдруг перед моими глазами возникла одна из тех замечательных достопримечательностей, которыми так богат этот город. Прямо передо мной появились самые шикарные сиськи, которые я когда–либо встречал. К ним прилагались огненно рыжие волосы, и было совершенно очевидно, что они собрались с кем–то на свидание. Это чудо запрокинуло голову и рассмеялось в ответ на сказанное им. Боже, она была великолепна, и к тому же уже в возрасте, и я почувствовал шевеление в своих штанах. С её стороны это больше походило на свидание, а кто бы обвинил его. Отведя глаза от очевидного, я посмотрел на её руку. Кольца не было. Ну, начинается сильная игра, подумал я.

Изо всех старался не пялиться, стараясь вникнуть в то, что говорит Боб, и, стараясь (совершенно безуспешно) отвлечь моего Дика, особенно когда эти огненно–рыжие волосы, и эти великолепные холмы проплыли мимо нашего столика. Я извинился перед Бобом и последовал за ними. К тому времени, как она дошла до дверей дамской комнаты, я уже был рядом с ней.

— Простите меня, мэм, — (мой акцент, неужели всем американкам нравится британский акцент?) — может быть, это вам покажется это несколько сентиментальным, но у меня есть, что сказать вам. — (Боже, надеюсь, моя улыбка была достаточно сексуальна. Не хотел, чтобы она подумала, что я какой–нибудь маньяк.) — Думаю, вы самая красивая женщина здесь сегодня вечером. — (Возможно, в этот момент самое умное было оставить эти сиськи в покое.)

Он улыбнулась и исчезла за дверью. Улыбнулась. Чего я добился? С унынием в лице я вернулся к нашему столику.

— Ха! Мимо? — не удержался от комментария Боб, когда я вернулся на своё место. — На рыженькую зазевался? Таппи, ты лучше помечтай. Постучи по дереву, что она?

— Никак. Я только и успел сказать, что она красива.

— Мать твою, девчонка, такая как эта и без твоих слов знает, как она красива! — Боб рассмеялся и вернулся к своей выпивке.

Но я выжидал. Она должна была, возвращаясь, пройти мимо нашего столика, и улыбнуться мне, или не должна? Я уже потерял терпение, но тут чья–то рука коснулась моего плеча и на колени мне упала записка. Она не посмотрела в мою сторону, не произнесла ни слова, просто прошла мимо, направляясь к тому мужчине, который ждал её на другом конце ресторана.

У Боба отвисла челюсть.

— Ты, сукин сын, как тебе это удалось? У неё же свидание! Ну, давай, Таппи, что там в этой записке? Что она пишет?

В записке был вложена узкая полоска бумаги — её имя, Ронда, и номер её телефона. И ещё там был билет на новую бродвейскую постановку Энтони Ньюли, The Roar of the Greasepaint — The Smell of the Crowd. Я оглянулся в её сторону, но она, казалось, была полностью занята своим мужчиной.

— Думаю, лучше бы тебе не вертеться, любовничек, — произнёс Боб. — Пока этот бедняга не просёк, что здесь происходит.

Мы расплатились, и, покидая ресторан, записка Ронды потонула в самом моём потаённом кармане.

У меня не было времени позвонить ей в тот день. На следующий вечер, используя мой британский акцент во всей красе, я позвонил очаровательной Ронде, и мы договорились встретиться после её выступления в The Roar of the Greasepaint. У них там был приём после спектакля, и она предупредила меня, чтобы я пришёл один.

Пьеса мне понравилась, я любовался её игрой, и тем как она непринуждённо ведёт себя на сцене, и я намеревался продвинуться в своём желание чуть дальше. Я только надеялся, что моё поведение в ресторане не станет препятствием получить её расположение, и молился, чтобы удача не покинула меня в этот час. Так уж вышло, что не пришлось завоёвывать расположение Ронды, потому что как только я встретил её выходящей из дверей, она попросила мне проводить её до лимузина — что ещё ожидать английскому джентльмену. Всё может быть, может она хотела мною кого–нибудь разозлить?

Когда мы прибыли, вечеринка шла полным ходом. Отис Реддинг руководил пластинками, и пары танцевали в клубах марихуаны. Это была ещё та вечеринка; даже если бы здесь не было Ронды, там были женщины, ради которых я обыкновенно пересёк бы океан.

Но эта огненно–рыжая снова скоро завладела моим вниманием. Как только мы вышли на площадку для танцев, она стала покрывать меня поцелуями и прижиматься к моей груди своими великолепными сиськами. Нежно покусывая мои губы, она начала тихо постанывать и тереться своим телом об меня, пытаясь бедром нащупать моё отвердевшее естество.