Род Вейнбер - Рок–роуди. За кулисами и не только

Подъехав к телестудии, нас окружила плотная толпа, девочки нахлынули волной, море рук оказались в наших волосах, на нашей одежде. Охрана проталкивала нас к служебному входу, я вошёл последним и за мной они захлопнули двери. Я повернулся, и три пальца упали к моим ногам. Мы оцепенели, ужас сковал нас, невольно разглядывая три окровавленных пальца с накрашенными ногтями, просто лежащими перед нами на бетонном полу. Джон Стил в отчаянии рванул дверь и впустил раненную девушку внутрь. Мы, как могли, старались успокоить её, пока вызывали скорую, но она будто не замечала оторванных пальцев и кровоточащей руки, наслаждаясь вниманием со стороны ребят.

Шоу Эда Салливана ещё та штучка (помните, именно это шоу познакомило Америку с Битлз), и Звери гордились собой. Невозможно объяснить насколько влиятельной была эта программа в Штатах, и я не думаю, что мы даже хоть чуть–чуть понимали это в то время. Выступая на одной сцене с разными артистами, от фокусников до эстрадников с их куплетами, мы рассматривали шоу Эда Салливана, как ещё одну развлекательную телепрограмму. Но когда ко мне после выступления подошёл Пол Саймон и спросил меня, не смог бы ли я познакомить его с Эриком Бёрдоном, я подумал, что мне стал нравиться успех в Америке, который так многое означал для нас.

Но покинули мы Америку, так же неожиданно, как и прибыли. Звери были группой номер один и их требовали дома также как и за границей. Поэтому с новыми засечками на столбиках наших постелей и с не меньшими сердечными ранами парни вместе со мной прямо со сцены Шоу Эда Салливана прыгнули в ожидающий нас у выхода лимузин. Не успев как следует познакомиться, мы уже прощались с Бобом Левиным, с воплями провожающих в аэропорту и гламуром Нового Света. Путь наш вёл обратно, домой, в Соединённое Королевство.

Мы возвратились в Англию, в Манчестер, если быть точным, и прямо на сцену. Когда я говорил, что мы покинули Штаты внезапно, я имел в виду именно это. Музыкантов отвезли прямо на концерт, в тех же костюмах, с теми же причёсками, в том же виде, в каком они выступали в шоу Эда Салливана.

Пришло время объяснить прозвище, которое я приобрёл, работая у Зверей, «капитан Негодяй–Синяя–Борода». Вы, может, подумаете, что это, что–то связанное с девочками, но хочу сказать, что это из–за моей физиономии прилепилось ко мне это прозвище. Я иссиня–чёрный как цыган, и лицом и волосами. Если утром побреюсь, к полудню обрастаю трёхдневной щетиной. Видок у меня становится, как у вашего знакомого сутенёра, и пусть уж лучше думают, что я негодяй, чем так. Вот парни и приклеили ко мне, не задумываясь, за эту мою природную особенность такое прозвище.

Меня это зацепило. Устав от их подкалываний, я даже решил прибегнуть к макияжу, стал днём наносить тени. Начищал своё лицо как сковороду, так делал пару раз, пока однажды я не заметил, что Алан смотрит на меня как–то по–особенному.

— Таппи, — начал он, и вдруг взорвался хохотом. — Ты, чёртов трудяга, ты начал краситься!

И как если бы этого оказалось мало, взгляд мой упал на газетную статью, в которой нас поздравляли с возвращением в Соединённое Королевство, а именно, на строчку: «Шок! Британская группа красится как девчонки перед выходом на сцену!»

Благодаря нашей популярности, а особенно The House of the Rising Sun, мы были избавлены от возвращения в пустую квартиру Ронана О’Рэли. Эрик, Хилтон, Джон и я сняли себе квартиры в Эрлс–Корт, а Час с Аланом — в Кенсингтоне. Именно в этом районе Лондона начиналось всё то, что потом назовут бурлящим Лондоном шестидесятых. Нашими соседями были художники, музыканты и вообще просто искатели приключений. Но, если честно, и деньги, и выигрышное расположение были для нас растрачены впустую. Нам просто некогда было жить там. Внимание к нашей The House of the Rising Sun не ослабевало, и мы становились всё более и более востребованной группой.

В целом всё было здорово. Мы были закадычными друзьями, знали друг друга почти всю свою сознательную жизнь, и нам всем представилась возможность войти в этот новый мир вместе. Но хотя сам по себе гастрольный автобус и был забавен, но из–за постоянных переездов тебя начинала постепенно охватывать отчаянная тоска и клаустрофобия. И сидя за баранкой в те лихорадочные дни, я начал видеть отличия в наших характерах, которые постепенно раздирали нас по разным углам.

Самым проблемным из нас оказался Час Чандлер. Из того сильного духом и широкой души человека, которого мы знали в Ньюкасле, он превратился устрашающего задиру. Каждый, кто хоть сколько–нибудь хорошо знал Часа, избегал перечить ему. Для той команды, которой мы были в Ньюкасле, играющей почти даром, это было даже полезно, но теперь наступили великие времена, и наши доходы стали сильно зависеть от климата внутри группы. Деспотичный характер Часа не подвергался контролю и стал невыносим.

Единственным из нас, на кого не распространялись его взрывы настроения, был Эрик. Час понимал, даже, может быть, лучше всех нас, что без голоса Эрика группа умерла бы, и даже в худшие моменты его изменчивого настроения, не думаю, что он желал бы ей такого конца, и для меня не стало неожиданностью, когда именно Эрик попросил меня остановиться на долгом переезде после нашего концерта из Шотландии в Лондон, чтобы утихомирить не в меру разошедшегося Часа.

Было раннее утро и все ребята, по крайней мере, я так думал, мирно спали на задку нашего микроавтобуса, когда Эрик вдруг крикнул мне остановиться, Хилтон, Джон, Час и Алан стали друг друга будить.

Похоже, никто не из них не понял, что произошло, и все хотели узнать причину остановки, поэтому я спросил:

— Что такое, Эри?

На самом деле мне было всё равно, я уже вёл машину несколько часов, и Эрику приспичило нас задержать на неизвестно сколько. Вроде все были уже в порядке и снова уже готовились погрузиться в сон и…

— Нужно поговорить. Час, мы очень сожалеем, но лучше для нас всех будет, если ты уйдёшь из группы.

— Что ты хочешь этим сказать, мать твою? — выпалил Час, сон как рукой сняло, и все приготовились к мордобою.

— Только то, что я сказал, Час.

Может, это и не было так уж неожиданно. Я повернулся на своём водительском сиденье и увидел, что остальные парни смотрели куда угодно только не в сторону Час Чандлера, а сам Час что–то бессвязно бормотал Эрику.

Похоже, даже и у нашего крикуна, Эрика Бёрдона, сдали нервы.

— Это исходит не от меня одного, мы все с этим уже согласны, проголосуем? Поднимите руку все, кто считает, что без Часа нам будет лучше.

Подняли руки Эрик, Алан и Джон. Хилтон, который уже успел пыхнуть и сидел со стеклянными глазами, сделал обеими руками какие–то дикие движения в воздухе. Я же руки не поднял. Я определённо не хотел ввязываться во всё это.