Эрик Бёрдон - Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке

— Знаешь, я не могу, сегодня я забочусь о Хилтоне. Пойдём, сядем.

Схватив меня за руку, она потащила меня сквозь толпу танцующих к столику, где всё ещё сидел улыбающийся Хилтон, посасывая свой скоч с кокой.

— Это… э… и впрямь тяжёлая дрянь, Хилтон… это именно то, о чём ты мне рассказывал? — схватил я его за руку.

Он расплылся в улыбке и взглянул мне в глаза. Что, мы все торчим на этом?

— Нет, дружище, только для тебя и меня, — сказал он.

Я обвёл взглядом происходящее в клубе. Только что вошёл Митч Райдер. Я узнал его. Он поёт с Detroit Wheels. Я направился к нему. Только я подошёл к его столику, как вдруг мимо меня справа промелькнул стул и ударился прямо ему в грудь. Митч отлетел, ударившись о стойку с фужерами и коробками с вилками и ножами. Две блондинки завизжали и стали ловить руками воздух. Люди бросились врассыпную, кто куда. Казалось ниоткуда появились двое мужиков, держа стулья за ножки, стали бить ими Митча Райдера. Митч лежит на полу, отбиваясь от них ногами, а руками пытаясь защитить лицо. В ход пошли сапоги. Я оглянулся. Народ разбегается в разные стороны. Бар пустеет, кроме двух барменов за стойкой, явно пытающихся выбрать оружие по серьёзнее. Бросили Митча прямо на полу, покалеченного и истекающего кровью. Бармены кричат, один размахивая огромным тесаком для мяса, другой — угрожающе держа крупную металлическую цепь. Крутит ею над головой и кричит:

— Ну, давайте же, педики, подходите, что испугались, грязные ублюдки? Сегодня я угощаю!

Не могу сказать, правда ли это или моя фантазия, но край танцевального подиума показался мне оконечностью и началом другого мира. Я взглянул за край в темноту клуба. Вот только что Митч лежал на полу, а теперь его уже нет. Может быть, кто–то его поднял и вынес на улицу, но мне казалось, прошло не более двух секунд. Помещение опустело, даже барменов не видно.

Никак не мог постичь причины атаки. Может быть, Райдер чем–то не угодил гангстерам? Я так этого никогда и не узнал. Я огляделся вокруг, пусто, дым от сигарет, всюду битое стекло, перевёрнутые столы, мусор. Прибыли копы, меня обвинили во всём, и мне пришлось увидеть всё это с другой стороны.

Официант протянул мне счёт на восемьсот долларов.

— Что это? Что вы хотите этим сказать?

— Ну, вы один остались здесь, а мне нужно же кому–то этот счёт дать.

Он пожал плечами и удалился. В итоге я выбрался оттуда, взял такси и поехал домой. По крайней мере, я остался жив, после моего первого кислотного путешествия, которое случилось в городе Нью—Йорке.

Уже много позже я как–то проходил мимо Метрополя. Джаз–клуб преобразовали в топлес–бар. Я вспомнил, что там танцует девушка Хилтона, и мне стало любопытно, настолько ли она фантастична, или это наркотик сделал её такой красавицей в моих глазах. Я просто обязан выяснить это для себя.

И вот выдался подходящий случай. Я вошёл внутрь и нашёл место подальше от этих грязных стариков, которые буквально пускали слюну. Один мужик рядом со мной трясущейся рукой держал стакан, пока девушка танцевала прямо перед его мордой. Она действительно была хорошенькой, она заметила меня и в перерыве подсела ко мне. После работы я проводил её домой. У дверей мы поцеловались, и своими горячими ладонями я погладил её великолепную грудь. Оказалось, не только я был восхищён её формами. Самой красивой грудью Нью—Йорка назвал её Энди Уорхал.

— Да, — улыбнулась она, — Энди Уорхал собирается сделать из меня звезду!

Ей нравилось, что ею восхищаются.

Для нас пребывание в Нью—Йорке стало постоянным праздником. Хотя бы взять наших поклонников — завязывалось общение с ними прямо на улицах. Они на удивление были быстрыми, но мы оказывались ещё быстрее их. За короткое время мы умудрились перезнакомиться с кучей народа. Но жить с такой ежесекундной популярностью становилось часто затруднительно.

Например, собираясь пройтись пешком, выходить из гостиницы вместе с Часом было небезопасно. Из–за его роста нас быстро узнавали, и мы не успевали и шагу ступить, и чтобы поймать такси или сесть в лимузин нам приходилось пробираться чёрным ходом по задворкам или чуть ли не бегом покидать гостиницу.

«Эй, когда ты собираешься выходить? Через несколько минут? Встретимся в вестибюле», — звонили мы друг другу.

Мы старались поодиночке пользоваться лифтом, но внизу встречались все вместе и посылали Алана и Хилтона на разведку, они через вращающиеся стеклянные двери проверяли, чисто ли всё на улице и тогда все остальные выбегали как сумасшедшие, проносясь мимо Часа, по обыкновению, стоящего в отдалении:

— Что случилось? У меня что, дурной запах изо рта?

За городом всегда можно найти, где укрыться. Мы провели много времени в театре Аполло, для многих групп — меккой в конце долгого пути паломника или, если хотите, золотой чашей, в которую упирается радуга одним из своих концов. Щенячий восторг, карт–бланш за кулисы со всеми моими фотоаппаратами, с личным пропуском, подаренным мне Хани Коулом, антрепренёром. Только много лет спустя я к своему удивлению узнаю, что Хани не был только театральным антрепренёром. Он, оказывается, был ко всем своим остальным талантам и самым величайшим чечёточником Америки!

Он не расставался с небольшим котелком, чудом держащимся на его огромной шевелюре. Один только раз я побывал в его кабинете, и улыбаясь, он, кивнув мне, сказал:

— В любое время ты здесь желанный гость, сынок, в любое время, я распоряжусь, чтобы тебя всюду пропускали, и не теряй времени, наслаждайся.

Чудесный человек. Я даже ни разу не воспользовался этим пропуском, он умудрился предупредить всех, чтобы я беспрепятственно мог ходить везде, в любое время, на любой концерт. Я много фотографировал и у меня составилась отличная коллекция портретов. С восторгом вспоминаю то время.

Однажды, за кулисами, я зацепился языками с Биби Кингом и Руфусом Томасом, мы стояли и болтали, пока Биби в лучах послеполуденного солнца готовил свою гитару, Люсиль. А Руфус, он уже тогда был много старше меня (как, впрочем, и теперь), этот удивительный музыкант и беспрестанный проказник с не сходящей с лица широчайшей улыбкой. Этот великолепный танцор, разве можно устоять, слушая его Walking the Dog! Это был его год, песня обошла весь мир. Не найти человека, который бы в 1966 году не танцевал под Walking the Dog. Я был на том дневном концерте. Народу в зале было немного, но Биби был великолепен, отлично отыграл и прямо со сцены Аполло пригласил меня, даже не подумав, что я единственный белый среди них. Все тут же повернули головы в мою сторону, так как многие знали кто я. Меня обуревали смешанные чувства, тем более что чувствовал я среди них себя как дома. Совершенно фантастическое место. А субботние вечера с Джеймсом Брауном в Аполло? Они просто непостижимы.