Эрик Бёрдон - Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке

Зал переполнен. Люди стоят в проходах и боковых нефах. Билетёры проверяют все ли сидят на своих местах. Запах духов. На хорах — чёрные девушки в белокурых париках. Меха, мужчины по моде сороковых–пятидесятых в мешковатых брюках на подтяжках и пиджаках с широкими плечами, на дамах украшения и шляпки с перьями и цветами, не много ли? А какими словами описать выступление Джеймса Брауна? Его видели во всех уголках планеты. Он выступал перед совершенно разной публикой. По всему миру разбросаны фан–клубы Джеймса Брауна, и многие действуют до сих пор, двадцать лет спустя.

Джеймса захлёстывала эмоция невероятной силы и глубины, бескрайний океан. Блюзы его — это плачь, взрыв души, эмоциональное откровение. Колени подгибаются, и он падает на пол. Один из его роуди бросается к нему из–за кулис мимо стенящих, воющих медных духовых и накидывает красный плащ на плечи всесильному ритм–и–блюзовому королю, Джеймсу Брауну.

— Джеймс, Джеймс, — прокричал он над ухом Джеймса, — не надо так надрываться, не убивай себя, никто этого не достоин, Джеймс, послушай своего чёрного брата, Джеймс.

Слёзы брызнули из его глаз, и крупными градинами скатлись по его чёрной коже. И как если бы Господь услышал его, он вскочил с колен, красный плащ соскользнул с его плеч на пол, он оттолкнул своего роуди, схватил микрофон и переметнулся в другой свой номер,

Но это не было простым вечером, это был вечер сюрпризов. Луч прожектора выхватил выскочившего на сцену Отиса Реддинга! Два ритм–и–блюзовых чемпиона в тяжёлом весе выкладывались полностью прямо перед моим изумлённым взором в этот субботний вечер на сцене театра Аполло! Здание ходило ходуном, казалось, качались стены. Несколько бисов было исполнено, прежде чем, казалось, даже сама публика выдохлась, почти как и исполнители. Забегая вперёд, скажу, сколько концертов я не перевидал в будущем в этом Аполло, то был последней величайшей дуэлью двух мировых гигантов. До сего дня яркий пример, как надо работать на сцене. А нам предстояло провести ещё много концертов в те гастроли.

Три дня напряжённых репетиций перед нашим появлением на телешоу Эда Салливана. Эд Салливан — это американская энигма. Это сердце самого настоящего монстра, называемого всеми телевидением. Можно сказать, он контролировал поток радиоволн, несущих в массы моду, что можно было бы определить термином «быть в себе». Несмотря на то даже, что в основном, в его субботних передачах выступали клоуны, цирковые акробаты, фокусники, жонглёры и дрессированные животные — всё, что могла представить театральная Америка на суд зрителей. Он диктовал пристрастие зрительской аудитории на следующие несколько месяцев. Но даже обладая такой властью над душами людей, он был самым, что ни на есть анти–деловым в шоу–индустрии.

Прошло много лет с тех пор, и он мне сейчас напоминает Ричарда Никсона. Пожилой человек, широкоплечий, большая крупная чклюсть, тёмные проницательные глаза и огромные длинные руки, которыми он размахивал, как патрульный полицейский на своём перекрёстке. Совсем скоро мы испытали на себе магию мистера Салливана. Он совсем не был похож на тех равнодушных продюсеров телевидения Би—Би-Си, которых ты отпугивал своими помыслами и увлечениями, и те в лучшем случае отворачивались от тебя. То был Эд Салливан!

С первой же секунды мы поняли, как нельзя работать с ним, когда решили поменять нашу программу. Мы хотели представить нашу новую сорокопятку. У нас в багаже была новая песня, и нам хотелось её толкнуть. Алан и я недавно написали I'm Crying; великолепная идея и мы готовы были её исполнить. Но он намеревался всё эфирное время посвятить нашему «Дому восходящего солнца», который и без него приобрёл невероятную популярность. Мы не понимали его, а он отказывался понять нас. Другими словами, продолжи мы настаивать своём, мы могли бы поставить под угрозу всё наше появление на его шоу.

Настал последний день съёмок. Вместе с нами должны были появиться и Supremes. К концу съёмок Эд Салливан довёл девочек до слёз. Я не мог поверить своим глазам — три очаровательные медово–коричневые девушки, и в слезах. А мистер Салливан ещё и продолжает на них кричать! Что послужило поводом? Проходя мимо их уборной, я услышал истерический вопль Салливана, что никогда снова они не появятся на его шоу. Старик Эд на самом деле оказался одиноким осколком последних динозавров индустрии развлечений.

Поскольку мы продолжали упорствовать и не хотели выступать с «Домом», он пошёл на компромисс и выделил нам дополнительное эфирное время. Мы были представлены в его шоу двумя номерами. Один, это «Дом восходящего солнца», который хотел он, и другой — наша последняя сорокопятка. Но так случилось, что после трёх суток приготовлений и репетиций всё в шоу пошло не так. Когда пришло наше время и мы заиграли «Дом восходящего солнца» он ожидал нашего появления с левой части сцены, тогда как мы появились справа, и выглядели полными ослами. Затем, когда время пришло нашей новой песне, какой–то маньяк выскочил к нам с трибун зрителей и начал выкрикивать антивоенные и анти-Линдон Джонсон лозунги, всё оставшееся нам время его пытались выпроводить и утихомирить.

В итоге телевизионщики в связи с войной во Вьетнаме решили вырезать всю часть посвящённую Animals. Единственным счастливым моментом всего этого стало то, что Хилтон успел познакомиться с Дороти и Мэри Вильсон из Supremes и сообщил мне, что мы пригашены на ужин с двумя из Supremes. Я с радостью согласился, и мы провели с ними замечательный вечер. Мы посетили один или пару клубов, где немного выпили, подкрепились и вообще, вели себя не в пример респектабельно, проводили их до их гостиницы, и уставшими, но счастливыми вернулись к полуночи в свою.

На следующий день какой–то гастрольный автобус остановился у дверей нашей гостиницы. Но это был не наш автобус. Он принадлежал мировому чемпиону по боксу, Мухаммеду Али.

Я встретил Хилтона уже с другими двумя цветными красавицами. Он их, похоже, подцепил на вечеринке, устроенной в честь Кассиуса Клея.

— Хилтон, — сказал я, — где ты всё время находишь этих восхитительных птичек?

Только что я провёл вечер с Дороти и Мэри. Теперь же предстоял ещё один замечательный вечер с ослепительно коричневыми крошками. И мы, вчетвером, отправились в Деревню. В Медном рельсе мы встретили Боба Дилана. Мы профланировали к нему поздороваться. Боб глаз не мог оторвать от той, с которой был я. Вот уж не думал, что он так на неё западёт. Сначала о Бобе никто ничего не говорил, как об одном из фолк–певцов, который написал несколько неплохих песен. Но затем по миру среди молодёжи проснулся интерес к нему: «Эй, я думаю, это тот самый Боб Дилан, парень о котором говорят Битлы, и тот самый, который записал «Дом восходящего солнца» до Animals».