Эрик Бёрдон - Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке

Место ассистента Боба занял Сонни, помните, тот самый чёрный парнишка, с которым мы познакомились в Аполло. Сонни подменял Таппи Райта, у которого оказались срочные дела в Европе. Мне не хватало смеха, шуток и розыгрышей нашего Таппи, но, как оказалось, Сонни обладал не меньшим чувством юмора. У руля стоял Майк Джеффери, по–прежнему не снимающий своих чёрных очков и отметивший наш успех в Америке приобретением золотых наручных часов. Вот такие собрались ребята в нашей команде и, чтобы быть уверенным, что никто из них не выбьется с пути, не хватает сказать несколько слов о Питере Гранте. Я всё время удивлялся, глядя, как ловко Питер ориентируется в американской среде. Но тут узнаю, что он, оказывается, не был чужаком в Америке. Он уже провёл в этой стране целых три года с Джином Винсентом, когда тот участвовал в съёмках The Girl Can't Help It в Голливуде. Бывало, рассказывал нам всякие жуткие истории про Джина, и то, как его ограбил он.

Питер родился с любовью к музыке в своей душе, но начал он свой путь борцом на ринге, а чуть позднее снимался в кино на эпизодических ролях. Он сам, без чьей–либо протекции в свои неполные тридцать стал одним из лучших агентов в деловом мире, и если забегать вперёд, то приобрёл славу мозгового центра управления Цеппелинов.

Нам было за что уважать Питера. И не только из–за его устрашающих размеров, поверьте, было за что!

Мы летали в специально нанятом на время гастролей для нас самолёте, так как расстояния, которые нам предстояло покрыть, превышали возможности передвижения по дорогам. Наш собственный самолёт! Мы, наконец, убедились, в чём же скрывались преимущества славы и успеха. Наш лётчик, Бобби Мак, оказался не только ветераном Второй Мировой войны, из так называемых «летающих кожаных воротников», но и величайшим любителем выпить. Нет, алкоголиком его было не назвать, но вот, что странно, ходил он всегда чуть покачиваясь. Тем не менее, даже теряя над собой контроль, он умудрялся всегда ровно сажать самолёт. В общем, мне его винить не в чем. Он не заставлял меня нервничать. В своих «покачиваниях» и профессионализме он в точности был похож на меня. В любом случае, у него всегда было припасено для нас пара–тройка занимательных рассказов о войне. Обычно по утрам в руках у него оказывалась бутылка водки, взявшаяся просто ниоткуда, и в утренние часы, на свежем воздухе, это всегда предвещало начало хорошего дня.

Самолёт, на котором мы летали, был двухмоторным Мартином, настоящий старый трудяга, что–то наподобие Дакоты DC3, быстро взмывающим в воздух при взлёте. Когда он набирал высоту, казалось, мы летим вертикально вверх, прямо к солнцу! Они друг друга отлично понимали друг друга, лётчик и самолёт. Сразу за кабиной были убраны несколько рядов кресел, чтобы мог разместиться стол для игры в карты. Яростные карточные бои разыгрывались в долгие часы, проведённые в воздухе. Они начались неожиданно для всех нас. Первыми сели за стол Майк Джеффери, Час Чандлер и Питер Грант. Позднее на тех гастролях к нам присоединились Отшельники Германа, и Питер Нун, их редкозубый солист, оказался азартным игроком. Ставки взлетали до семи тысяч долларов. Время от времени удача отворачивалась от Питера Нуна, но он упорно оставался в игре. Час, напротив, часто вставал из–за стола с раскрасневшимся лицом, улыбающийся и пытающийся засунуть неподдающуюся стопку банкнот себе в карманы брюк.

— Вот так то, стоит по этому поводу открыть бутылочку Джека Ди, — приговаривал он при этом, широко улыбаясь.

Сзади, через два ряда, Хилтон возбуждённо корпел над колумбийской травкой, готовя её для всех нас. Вскрывал пакет и перетирал её между пальцев, а я, сидя напротив и разложив перед собой стопку бумажек, скручивал козьи ножки, чтобы потом их разжечь.

Алан Прайс, по обыкновению, проводил время пялясь в окно и изучая просторы, раскрывающиеся перед ним с высоты птичьего полёта. За ним были сложены наши усилители, гитары, его орган. Застелив их кое–как, часто на них спал Хилтон. А Сонни проводил большую часть времени в туалете, занимаясь стиркой и развешивая затем мокрое бельё прямо над усилителями. Сонни часто нам доказывал, что веселить он нас умел не хуже Таппи.

Когда мы сели в Мемфисском аэропорту, то ступили сразу на небольшую дорожку, сшитую из разноцветных лоскутков хлопчатобумажной ткани, разложенную перед нами в доказательство, что мы прибыли на Старый Добрый Юг. Одна юная охотница за автографами объяснила нам, что администрация аэропорта специально расстилала такую дорожку перед приезжающими, чтобы первое, что они увидели, это хлопок, которым богат их край. Мило, не правда ли?

Как только мы выгрузили весь наш реквизит, Сонни завернулся во флаг конфедератов, звёзды, полосы, который ему подарил кто–то из наших поклонников. Мы с Часом тут же ухватились за края и, накинув их себе на плечи, подняли Сонни, как в гамаке. Мы торжественным шагом понесли его по лоскутной дорожке и запели

к восторгу всех работников аэропорта и наших поклонников. А журналисты, они не слова не говоря, как по команде все опустили свои фотоаппараты. Два белых осла и чокнутый нигер, завёрнутый в бравый Южный Крест, да ещё смеются и машут руками! Должен пояснить, что как раз в эти дни президенту Джонсону отказали в поддержке его закона о расовом равноправии, и расовая проблема обострилась с новой силой. Ну а мы? Мы понимали, что должны выдержать эту битву до конца. И гордо прошагали так всю дорожку.

Мемфис, штат Теннесси. Родина Элвиса Пресли. Что говорить. Дух Элвиса вселился в нас, и всё время как мы там находились, его песни не выходили у нас из головы. Мы вышагивали по коридорам гостиницы, распевая Blue Moon Kentucky или Just Keep on Shinin' Bright…

Заразная она была, эта белая южная штука. И вот теперь, мы оказались в самой её гуще.

Публика была ужасна. Многие из них оказались тупоголовыми юными школьницами, Мы ещё толком не разыгрались, а они уже превратились в трясущихся дервишей, штурмующих сцену. Они бросали в нас свои лифчики, трусики, брекеты со своих зубов, студнеподобные жертвы битломании, бросались печеньем в виде фигурок зверей, выпеченным специально для нас, расчёсками, записными книжками — что только было под рукой. Кулисы после каждого концерта неминуемо превращались в пекарню сдобных булочек.

— Мы спекли вам пирожок, — пели мы в унисон, при виде входящих в нашу артистическую стаек девочек. И далее. — Если подойдёте ближе, мы угостим вас пирожками.

И Алан Прайс вторил нам:

— Эй, красавицы, что спекли для меня, как насчёт того, чтобы приготовить для меня что–нибудь особенное?

Помню первый вечер Сонни на Глубоком Юге.

— Почему бы нам не проверить, есть ли действительно у него чувство юмора, или это нам только казалось? — спросил я.