Михаил Никольский - Кровью своего сердца

Бежим дальше и замечаем, что из переулка появился другой велосипедист в гражданской форме. На раме велосипеда — два крючка из проволоки. «Наверное, полицай», — подумал я, когда он подъехал поближе. «Кто ты? Полицай?» — спрашиваю я, он закивал головой. «Давай, поворачивай за нами», — приказываю я ему, угрожая пистолетом. Догнали Комарова, который с немцем ушел вперед. Вот и переулок, которым мы вышли на центральную улицу. Немного пробежавшись, я почувствовал, что в тяжелых старых рваных сапогах скоро устану. Не говоря никому ни слова, присел на лавочку, скинул сапоги и босиком мгновенно догнал бегущих. Когда выбежали из поселка на дорогу, Комаров пожаловался, что бежать больше не сможет. Тогда мы посадили его на велосипед полицая, а тому дали в руки корзинку с продуктами. Опять бежим. Теперь немец тычет пальцем себе в висок, стреляй, мол, больше бежать не могу. Оглянувшись назад и убедившись, что погони нет, мы перешли на шаг, чтобы перевести дыхание.

Через сотню шагов опять бежим. А когда до леса остается метров полтораста, резко сворачиваем и направляемся прямо к лесу. В лесу Комаров пошел первым, за ним немец с корзинкой, следом полицейский с велосипедом и я, замыкающий, с двумя пистолетами. Выйдя из леса на торфяник, мы наткнулись на довольно широкую канаву с водой. Комаров остановился в нерешительности. Я ему: «Ступай в воду и переходи». Перебрались через канаву. По торфянику стало идти труднее, пришлось замедлить шаг. Вскоре мы выбрались на сушу и снова вошли в лес. Там остановились на небольшой полянке. Я предложил Комарову отдать мне свой пистолет, а самому обыскать пленных. Полицай стоял метрах в четырех от меня и немца. Комаров спокойно обыскал пленных, те даже не пытались сопротивляться. У немца ничего не обнаружилось, а у полицая из-за голенища выпал большой нож похожий на кинжал. Теперь мы получили возможность немного передохнуть и перекусить.

Вскоре мы пришли в деревню Нежаровка, где нас уже ждали. В крайней хате, где жила наша связная, мы зашли на кухню. Хозяйка как увидала полицейского — побледнела и потянула меня за рукав в сени: «Кого ж вы мне привели, хлопчики. Это ж заместитель начальника Уречской полиции. Он же уничтожил несколько партизанских семей, а дома их спалил. Если убежит от вас — мне конец». Мы стали более внимательны к этому полицаю. Через трое суток мы доставили пленных в штаб отряда, доложили о выполнении задания по разведке вражеского гарнизона в Уречье. Затем меня вызвал комиссар бригады им. Чкалова Ипполит Сильвестрович Кононович 122и приказал расстрелять немца и полицая, а одежду со всеми знаками различия забрать себе, мол, разведчику пригодится. Вместе с двумя партизанами мы исполнили приказ, пристрелив пленных в то время как они, ничего не подозревая, пилили дерево.

А форма того обер-ефрейтора пригодилась мне при выполнении особо опасных заданий. Например, при блокаде партизанской зоны в Любаньском районе один из партизан добровольно сдался врагам. Мне приказали найти предателя. В форме фрица мне удалось поймать его в поле около вражеского гарнизона вместе со старостой и еще одним верным слугой фашистов из местных жителей. Нам передали, что эти три предателя косят траву рядом с Любанью. Из Костюковского леса по сухому коллектору осушительной системы Леонид Манкевич, Карл Куркевич, Адам Воробей и еще один партизан проползли навстречу предателям, которые косили траву на сено. Я в немецкой форме шел со стороны гарнизона Любани. Когда подошел ближе, обнаружил три винтовки в козлах. Вдруг слышу: «Откуда этот немец в Любани взялся, таких мы не видели». Другой голос заметил: «Это, наверное, литовец из Уречья, недавно их туда целый батальон прибыл для борьбы с бандитами». Когда я подошел совсем близко, из канавы вышли партизаны. Теперь бывший партизан процедил сквозь зубы, что, мол, слышал в отряде о партизане в немецкой форме, да в глаза ни разу не видел, а то бы подобное не случилось. Мы доставили предателей в отряд и там их судили по законам военного времени.

Были и другие случаи. Мне было поручено доставить в штаб бригады №225 им. Суворова, которой командовал Иван Васильевич Арестович 123, а находилась она в лесах Гресского района, секретные сведения партизанской разведки нашей бригады им. Чкалова. Дело в том, что в бригаде Арестовича только что была получена еще новая рация, которую не успели настроить, да и все равно она бы не помогла, потому что в нашей бригаде рация вышла из строя. Со мной пошли еще два партизана: один в форме полицая, другой — в армейской, как партизан. Эта маскировка очень пригодилась нам в пути, особенно при переходе железнодорожного полотна по дороге Уречье-Верхутино и через шоссе Слуцк-Бобруйск (в годы войны его называли «варшавкой», так как оно соединяло Москву с Варшавой). Даже при случайной встрече с немцами и полицаями мы имели преимущества в действиях. Мы успешно выполнили это задание, а в подтверждение командир бригады Арестович расписался на конверте в получении разведданных. За это нам троим была объявлена благодарность от командования.

Никогда не забыть мне и такого необыкновенного случая. Рассказывать о нем другим я стал только после того, как встретил очевидца происшедшего, моего боевого друга, партизана нашего отделения и взвода третьей роты отряда им. Громова Карла Станиславовича Куркевича 124. А встретились мы благодаря Леониду Манкевичу. В 1975 году он смотрел фильм «Шел солдат» по сценарию Константина Симонова. В одном из кадров этого фильма Константин Симонов беседует с Карлом Куркевичем. Отвечая на вопросы Симонова, Куркевич упомянул боевой эпизод из партизанской жизни, в котором был задействован Манкевич. После этого Леонид Манкевич нашел своего боевого друга и сообщил об этом мне. Через тридцать семь лет произошла наша встреча. Вспомнили мы и тот случай, о котором собираюсь написать. Карл сказал, что как-то рассказывал о нем жене, она врач по специальности, так она не поверила тому, что услышала. Даже мне самому сейчас не верится, что такое могло случиться.

А произошло следующее. В начале сентября сорок третьего года группа партизан нашего отряда остановилась в лесу недалеко от деревень Мордвиловичи и Купники, что на Любанщине. Сначала вроде все было спокойно, а утром следующего дня начал наступление карательный отряд фашистов-мадьяр. Мы не успели даже позавтракать. «На голодный желудок злее воевать», — шутили партизаны.

Фашисты наступали цепью, стреляя из автоматов. Сначала они шли во весь рост, но под ответным огнем ручных пулеметов и автоматов вынуждены были залечь, неся потери убитыми и ранеными. На поле только что сжатой ржи еще оставались снопы в бабках 124, которые крестьяне не успели отвезти под крытые навесы или гумна с токами для обмолота. Фрицы додумались впереди себя толкать снопы и под их прикрытием ползти вперед, обстреливая партизан. «Ловко замаскировались, — шутили ребята, — Но и нас на мякине не проведешь».