Михаил Никольский - Кровью своего сердца

Иван Комаров, что лежал рядом со мной, был ранен в пятку с повреждением кости. Санитар подполз к нему перевязать рану. Автоматные очереди фрицев раздавались беспрерывно, патронов они не жалели, а у партизан каждый на счету, поэтому стреляли только прицельно. Вот автоматной очередью ранен Вася Филатов. «Давай перевяжем его», — говорю Куркевичу. Перетащили его в кювет старой дороги, что шла рядом, укрылись от огня. Ран у него было много и наших перевязочных пакетов не хватило, тогда Куркевич пополз искать перевязочный материал. Мы перевязали Васе восемь ран, переворачивая его с боку на бок. Когда мы закончили и положили его на спину, обнаружилось, что рубашка на животе почему-то вздулась. Поднимаю рубашку, а из пробитого живота от частых поворотов через небольшую дырочку, сантиметров семь, сделанную пулей, прошедшей по касательной, вылезли кишки и напузырились от воздуха. «Что делать?» — спрашиваю Куркевича. Тот пожал плечами и ничего не ответил. Среди партизан ни врача, ни фельдшера, ни медсестры, кто мог бы оказать более квалифицированную помощь. А ждать нельзя — бой продолжается.

Мысль напряженно работает в поисках решения. Наконец, выход найден, рискованный, конечно, но единственно возможный в данной ситуации. Прошу Карла: «Возьми свою трофейную финку и помочись на нее и на свои руки. Достань в моей пилотке иголку с суровой ниткой». Теперь свои руки полил мочой для дезинфекции — об этом способе я слышал от бывалых солдат. Затем финкой разрезал кожу живота в одну сторону и попросил Карла придержать ее, чтобы не расходилась в стороны и не вылезло еще больше кишок. Сам, придерживая выпавшие кишки, сделал надрез в другую сторону. Когда отверстие стало довольно большим, я начал укладывать кишки в полость. Куркевич держал кожу с одной стороны, а я, постепенно вправляя внутренности, зашивал кожу, как обычно сшивают ткань. От напряжения и волнения лоб покрылся испариной — ведь все это время шел бой. Вася Филатов был без сознания в шоковом состоянии, он даже не стонал во время перевязок и операции.

Но вот все окончено. Вскоре закончился и бой, мы начали собираться в путь, погрузили тяжело раненных на подводы. Через полчаса Вася пришел в себя и начал стонать. Кто-то из партизан достал фляжку с самогоном-перваком (партизаны всегда имели при себе «НЗ» за случай ранения). Дали Филатову выпить. Он всю без остатка «выдундил» к удивлению ребят. И сразу уснул на подводе. Спал он почти сутки. Когда проснулся, отряд уже далеко отошел от места боя. Сделали ему новые перевязки уже под руководством фельдшера в какой-то деревне, используя в качестве перевязочного материала обычные старые и чистые полотняные простыни крестьян. Еще через пару суток раненых доставили в партизанский госпиталь на острове Горное Загальского сельсовета Любаньского района. Там Вася быстро поправился и уже через три недели встал на ноги. Его спасло то, что кости были не задеты. А Ивана Комарова пришлось отправить с партизанского аэродрома в Зыслове для лечения на Большую Землю.

Через пару дней группа разведчиков, в том числе и я, отправилась на новое задание. Предстояло поставить две самодельные мины по четыре килограмма каждая. В деревянных ящиках, залитых плавленным толом из трофейных бомб или снарядов большого калибра, было достаточно силы, чтобы взорвать любую грузовую автомашину. В группе был я, Куркевич и еще два партизана, фамилии которых я не помню. Одну мину мы поставили на дороге Любань-Уречье и там подорвали крытую фашистскую автомашину с солдатами и офицерами (наши связные из Любани говорили потом, что тогда было убито и ранено более тридцати гитлеровцев). На второй мине тоже подорвалась грузовая машина по дороге из Уречья на Кучино, и там было уничтожено более десятка фрицев. Встречи со связными дали нам новые сведения об изменениях во вражеском гарнизоне в Любани и на Уречье.

Новое задание было связано со Слуцком. Почти весь взвод под командованием Дмитриенко прибыл в деревню Борки Мелешковского сельсовета километрах в пятнадцати от Слуцка. Мы с тремя подрывниками с двумя самодельными минами направились к городу. Здесь при помощи связной Марии Лагун из деревни Козловичи ночью мы вышли на шоссейную дорогу с восточной стороны города, между деревнями Ячево и разъездом 95-й километр рядом с железной дорогой. Мария одна ушла домой, а мы остались минировать булыжное шоссе. Выбрав место недалеко от поворота дороги, мы остановились. Один партизан накрыл меня плащ-палаткой, другой осветил трофейным фонариком место, а я штыком от винтовки вынимал камни на разостланную рядом вторую плащ-палатку. Затем я выкопал ямку по размеру ящика, уложил туда мину, вставил капсюль-детонатор, предохранитель, засыпал ее песком, а сверху уложил вынутые камни, чтобы никто не заметил поставленную мину. Таким же образом поставили и вторую мину на обочине по другой стороне шоссе. Расчет был прост: если одна машина взорвется, то ее придется объезжать, следующая машина обязательно напорется на вторую мину и все шоссе будет перекрыто. Но получилось не так.

На первой мине взорвалась легковая автомашина, от взрыва погибли два офицера и водитель. Машина опрокинулась и упала на ту сторону шоссе, где недалеко была вторая мина. Почти неделю мина пролежала без результата. Командир дает нам задание снять ее, проверить и снова поставить. Каждая мина у нас ценилась на вес золота, поэтому все невзорвавшиеся мы снимали обратно. Той же ночью мы ее сняли и принесли в деревню Борки, там спрятали в сенях, в углу, чтобы никто не трогал, так как она была не разминирована.

Утром после завтрака я с ребятами достал ту мину, положил на лавку около дверей в сенях и начал вынимать капсюль-взрыватель. Опытный, как мне казалось, подрывник, я пренебрег правилом безопасности. Может даже бравировал немного перед стоящими рядом партизанами, их было около десяти человек, своим мастерством — как же, более полусотни мин ставил, разных по устройству и особенностям.

Положив ящик на лавку, я начал вынимать взрыватель, а Дмитрия Вырву попросил придерживать ящик. Когда потянул за боек двумя пальцами правой руки, он не сдвинулся с места, пришлось повторить усилия. Вдруг чека с кольцом предохранителя с конца бойка упала наземь. Прошу Дмитрия осторожно вставить чеку сверху в дырочку бойка. Он пытался, но безуспешно, очевидно сказывалось напряжение. Его беспокойство невольно передавалось и мне. Пальцы устали держать конец бойка, ведь пружинка на нем была стальной и сильной. У меня не хватило сил оттянуть боек, чтобы самому вставить чеку, а пальцы уже уперлись в деревянную стенку ящика мины. Что делать — ума не приложу. Выпустить чеку из пальцев — сразу взрыв и всех присутствующих не минует смерть. Кое-кто, заметив опасность, уже вышел из сеней. Через пару минут мы остались вдвоем.