Мари-Даниель де Корберон - Интимный дневник шевалье де Корберона, французского дипломата при дворе Екатерины II

После этой маленькой, плаксивой сцены, мы вновь начали танцовать, только уже между собою, так как большая часть актрис тоже уехали. Потом был ужин, и я уехал только в полночь. Вот как я провел день, мой очаровательный друг, день, который вы бы очень украсили, если бы присутствовали при наших развлечениях, причем и сами бы повеселились в прекрасной местности, на берегу одной из лучших рек, в среде простых и любезных людей, которые заставляют позабывать все неприятности, испытываемые иностранцами в этой стране.

Четверг, 29.— К брату.

День прошел в визитах, и кончился репетицией у Спиридовой, да очень приятным ужином, на котором присутствовало много народа, притом, людей порядочных и серьезных. Молодой кн. Голицин, которого я там встретил, говорил мне о Матюшкиной и о своем намерении отказаться от женитьбы на ней. Причина этого отказа, конечно, ее кокетство, и до известной степени князь прав. Но я с ним не согласен по отношению предполагаемой ее любви к Малицу. Голицин намеревается образовать общество для приятного препровождения вечеров. Не знаю, удастся ли это, и не вполне разделяю его идеи.

Сегодня был большой обед у Кавенака, английского коммерсанта. На него были приглашены Голицины и Головины, с целью помирить их друг с другом, так как они поссорились еще в Москве, из-за первенства на общественном спектакле, состоявшемся при дворе. Примирение, однакож не состоялось, так как обе стороны отнеслись к нему очень холодно. Ссора, говорят, будто бы, даже усилилась. Это и неудивительно, раз она произошла по такому ничтожному поводу и поддерживается тщеславием старых баб. Говорят, что последнее подстрекается кн. Хованским, человеком умным, но мелочным и суетным.

Среда, 28.— К брату.

Говорил ли я тебе, мой друг, что великий князь вернулся в Царское Село в воскресенье вечером? Он остался очень доволен Берлином, хотя Берлин едва ли остался доволен его щедростью: все, в этом отношении, было сделано ужасно скаредно. Управляющему загородного дома принца Генриха, где великий князь прожил несколько дней, он пожаловал, например, сорок серебряных дукатов. К человеку вполне порядочному, его высочество отнесся как к лакею, да и тому заплатил плохо. Почетный караул ничего не получил. Не понимаю я, в этом отношении, Императрицы, которая так любит выставлять свою щедрость и великолепие.

Многие подозревают Салтыкова, обер-гофмейстера Наследника в удержании подарков в свою пользу, но это трудно предположить. Положим, что Салтыков — дрянной человек. Все это я знаю прямо из Берлина.

Забыл тебе сказать, что, по уверению Поте, крупные претензии Рибаса не удались. Он желал получить для себя место генерала Пурпра, а для своей жены — место м-м Ляфон; но Пурпра поддерживает кн. Голицын, а что еще важнее — кн. Орлов.

Г. де-Веран рекомендовал мне, через Кальяра, одного молодого человека, некоего Кюсси (Cussy), который ищет место в кадетском корпусе или при каком-нибудь русском вельможе. Места учителей в корпусе очень хороши, так как дают 560 р. в год, но они редки. Что касается места секретаря, то я боюсь, что достать его будет еще труднее. Постараюсь сделать все, что могу. Надо заметить, однакоже, что этот Кюсси показался мне большим нахалом и хвастуном по отношению к своим талантам и знанию литературы. Я ему посоветовал вернуться в Копенгаген; это лучшее, что он может сделать.

Пятница, 30.— К брату.

Маркиз показал мне сегодня письмо, написанное им к гр. Штакельбергу, по поводу одного очень деликатного обстоятельства. Французские принцессы (Mesdames de France), по смерти Польского короля, получили наследство в виде земли, перешедшей теперь к России, по разделу, которого Франция не признает. Земля была пожертвована принцессами иезуитам, на пользу просвещения; но с тех пор как поляки захватили землю этого ордена, принцессы желают восстановить свое право владения, чтобы передать его в благотворительный фонд покойной королевы французской. Вот это чрезвычайно деликатное дело и поручено теперь маркизу. По правде тебе сказать, мой друг, я подозреваю, что это просто ловушка, ему подставленная, так как сомневаюсь, чтобы он успел чего-либо добиться по делу, которое является смешным в виду печального положения Польши.

Суббота, 31.— К брату.

Пообедав у Головиных, мы смотрели ученье пехотного полка, состоящего под командой человека, который был адъютантом фельдмаршала Чернышова. В этом полку 1080 человек; он, говорят, принадлежит к числу наилучше обученных. Я не люблю их манеры маршировать; они слишком высоко поднимают ноги, не чувствуют локтя, а потому ломают фронт по недостатку опоры. Производили их любимый манёвр — карэ, при помощи которого они побеждали турок.

Воскресенье, 1 сентября. — К брату.

Ездил с визитами, был в корпусе и в летнем саду. В последнем было много народа, и я не могу сказать, чтобы скучал. Между прочим была Спиридова; она шутила по поводу моего сравнения ее театра с табакеркой, а я продолжал шутку сравнив, ее самое с буфетом. Несколько времени спустя приехала Нелединская, с воспитанницами Монастыря. После обеда я к ней заезжал, но не застал дома и она меня попрекнула за то, что я ее позабыл. М-ель Дугни, которая была тут же, смеясь посоветовала мне идти опять к Спиридовой. В этом же кружке, я встретил Симонову, с которой танцовал недавно. Она со мной поздоровалась, и мы поговорили. Вообще прогулка мне очень понравилась; погода была дивная, хотя и холодно. В семь часов все мы вышли из сада; я подал руку Нелединской. Забыл тебе сказать, что встретил в саду Загряжскую, которая шутила над моими новыми склонностями и в особенности над их объектом. Положительно не знаю, что она хотела сказать, мой друг, а она не пожелала объясниться и сказала, что сделает это лишь тогда, когда все точно разузнает. Полагаю, что она говорит о Нелединской, которую терпеть не может.

О гр. Андрее она, пять недель, никаких сведений не получала!

Из сада я зашел к графу Матюшкину, справиться о его здоровье. Здесь меня в первый раз приняли. Молодая графиня просила меня приходить к ним обедать и ужинать, а затем с большим интересом говорили о кн. Голицине. «Вы ему даете плохие советы, прибавила она, и если это будет продолжаться, то мы поссоримся с вами». Я отвечал, что мои советы согласовываются с поведением, и что от нее зависит изменить их. Проболтав, таким образом, с полчаса, я отправился на репетицию к Щербатовым. Там было много гостей, репетировали la Jeune indienne. Мы не особенно отличились, но некий Богданович (Bagdanowitch) так смешно играл квакера, что выходило очень комично, тем более, что он уверен в своем таланте и заранее хвастался им.

Понедельник, 2.— К м-ель де Брессоль.