Юрий Папоров - Рыбка из «Аквариума»

— Мне станет легче? — Род ощутил, что жена сумела взять себя в руки. — Мне станет легче только в одном случае: если ты бросишь то, чем занимаешься! Оставь это дело!

— Глория, родная моя, я тебе тысячу раз говорил, что у каждого человека есть свой долг. И твой отец ему служил. И я делаю большое, важное дело во имя всего человечества!

— Оставь это! У тебя есть семья! Наконец, ты этим можешь заниматься другим способом. Открыто!

— Не могу! Не могу ничего изменить. А в дело верю! И не могу еще потому, что из нашей организации не уходят так просто. Никто никогда не уходил! — В ушах Петра Серко звучали слова генерала, произнесенные им более четверти века назад: «Вход к нам труден, старший лейтенант Серко, но выход вообще закрыт! Он невозможен! И чтобы никогда в твоей голове не родилась подобная мысль!»

— Ты попроси политическое убежище в Мексике. В МВД еще работают люди, которые хорошо знали моего отца.

Серко содрогнулся от этой мысли, а Глория продолжала:

— Еще вернее тебе дадут политическое убежище в США. Расскажи им все, повинись…

— Ты с ума сошла! — Он взорвался, стал кричать, что жена глупая, пустая женщина. — Ты ничего не понимаешь! Эгоистка! Думаешь только о себе! Мы предотвращаем войну. От атомной бойни не уцелеет и Мексика! Нам обязана вся планета. Ты об этом подумала?

Глория испугалась, она никогда не видела мужа в таком состоянии и замолчала. Погладила его по голове, как могла успокоила. Но твердо заявила:

— Тогда очень скоро я уеду! Насовсем!

Еще через неделю, когда он вернулся домой ближе у вечеру, Мишель не обнаружил дома жены и дочерей, а на столе увидел записку: «Мишель, я уехала с девочками. Ты нас можешь найти. Однако не делай этого до тех пор, пока не покончишь со старым! Целую, Глория».

Он уже не мог спать без сильной дозы снотворного, но и при этом засыпал с трудом. Что-то в нем сломалось. Свой долг он продолжал исполнять исправно. Генерал-полковник Зотов, возглавлявший управление информации ГРУ, то и дело присылал в Мексику Тридцать седьмому шифровки с благодарностями. Свободное время Род уделял чтению.

Однажды он вскочил с постели в холодном поту. Ему пригрезилось, что ЦРУ в Мексике нащупало его и установило в доме новейшую технику. Она записывала размышления русского агента, на мыслительный процесс которого была настроена. Собрав на него достаточно материала, Мишеля схватили на улице и привезли в особняк, где дали прослушать записи. Вот одна из них: «Быть или не быть — вот в чем вопрос. И его надо решать! Лучше раньше, чем позже. По Библии — беда тому, кто остается в одиночестве! Это обо мне. Меня покинули жена и дочери. А я разрываюсь между любовью к семье и чувством долга. О, праведные силы, ведь жить — значит действовать! А что же я? Замешкался. Вот в чем ответ! Однако что же делать?» Тут американцы отключили запись и говорят: «Мы знаем! Вот — подпишите это! Мы вам поможем. Подпишите, и много денег будет для содержания семьи!..»

Мишель проснулся. Пришел в себя. Шатаясь, направился под холодный душ. И там сказал себе: «Ведь правда, надо что-то делать! — И еще через минуту: — Я знаю — что!»

Решение было необычным, странным, диковинным… Приняв его, Мишель Род — Петр Серко начал мешкать, оттягивать час исполнения.

Меж тем агент, принятый Родом на связь в Копенгагене, давал ценную информацию. По материалам было видно, что он получает ее от разных источников. В последней закладке в тайник были сведения о новом составе металла, используемого теперь ракетостроителями США, о новой электронной технике для боевых вертолетов в системе наведения их ракет, кроки с двигателя нового немецкого танка, добытого ЦРУ в Западной Германии. К донесению была приложена записка: «Из достоверного источника! Кто-то из высоких руководителей внешней торговли в СССР осуществляет крупную аферу: в США и, должно быть, в другие страны поступает паюсная икра — осетровая, севрюжья и белужья, а также и зернистая в консервных банках «Снатка» и «Шпроты». Американский экспортер утверждает, что крупные суммы денег в долларах он переправляет в Союз».

Прошло три месяца, как уехала Глория с девочками, и целый месяц с того дня, как он принял решение. Меж тем неизвестно, сколько бы он еще пребывал в состоянии раздумья, не получи письма от старшей дочери Анны. Та писала, что все страдают, «мама то и дело плачет без причины, я, Ира и Леночка очень тебя любим и тоскуем по тебе. Брось все, папа, приезжай! Мама не знает, что я тебе пишу. Приезжай!»

Мишель с трудом удержал слезы, долго вертел письмо в руках, прижимал к сердцу, целовал.

Когда он наконец решительно поднялся с дивана и подошел к большому зеркалу, лицо его было цвета бутылочного стекла. Мишель сделал шаг в сторону бара, налил половину чайного стакана конька из бутылки «Наполеон» и залпом выпил. Так же быстро он прошел в лабораторию, сел к столу, положил перед собой чистый лист бумаги.

Взяв ручку, он задумался. По ту сторону рабочего стола Петру Серко померещился «слон» из Академии, в обязанности которого входило тихо, ненавязчиво, без аффектаций сделать так, чтобы в мозг каждого будущего офицера ГРУ врезалось и сохранилось там до последнего издыхания сознание, что следователи ГРУ умеют заставить сознаться любого в чем угодно, и даже в том, к чему он никогда не имел отношения. Этого «слона» боялись и ненавидели, но его оценки в аттестации имели особый вес.

Петру подумалось, что его случай был именно таким. Он решил обратиться в «Аквариум» с просьбой, с которой нельзя было обращаться. Законы «Аквариума» это не предусматривали, в его истории такого не случалось.

И Серко почти услышал — так ему казалось — голос из темноты за абажуром настольной лампы: «Помните, что вступить в ГРУ трудно, но оставить не только трудно — невозможно. Только смерть или почетная пенсия».

Петр заговорил вслух и по-русски: «До пенсии мне далеко. Да и кто отпустит? Здесь все идет как по маслу. Вот ситуация — работаешь хорошо, но это не в твою пользу. А я страшно устал. Я не бегу. Свое отработал и заслужил остаток жизни провести спокойно, в семье, которая сложилась. Я сделал все, что мог, и идущие мне на смену пусть сделают лучше. Я не враг! Хочу только, чтобы за мой труд мне позволили любить жену, детей, страну, в которой я окончу свои дни».

Полковник Серко вспомнил грустное лицо любимого преподавателя Академии, когда Петр навестил того в прошлый сентябрь. И всплыла в памяти одна из сентенций Мирова: «Система наша безжалостна. Восставать открыто против нее гибельно, опасно». Но вместо того, чтобы ощутить прилив осторожности, он испытал чувство еще большей решимости.

Род облокотился на стол, ощутил, как воротник рубашки сделался тесным, но стал писать: «Заместителю начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР начальнику второго Главного управления, генералу армии Ивашутину П.И. от полковника Серко П.С. Рапорт. Я, Серко Петр Тарасович, имеющий по совокупности 53 года выслуги в Советской Армии, из коих 20 лет на спецзадании, за что неоднократно получал благодарности и был награжден рядом орденов СССР, честно отдал 33 календарных года жизни и труда делу, которое считал и считаю священным. Последние два десятилетия истощили мои физические и умственные силы, поскольку труд мой был связан с повышенной опасностью. И это обстоятельство вынуждает меня принять единственно правильное решение. Служил я честно, честно подаю рапорт и честно поступаю по отношению к семье. Прошу отставки и выхода на пенсию. Сумму пенсионного обеспечения передаю в фонд второго Главного управления ГШ, поскольку, оставшись на постоянное жительство в стране моего пребывания, я заведу дело, на доходы от которого буду жить и содержать семью…»