Анна Ратина - И взаимно притом

Но все равно мы поплакали еще немножко, несмотря на пирожки. Потом Ф уснул. А я вспомнила, чего еще боялась тогда — ветер сильный, вдруг из-за него сосны упадут прямо на наш дом.

6 лет

Вечером пора в туалет-умываться-спать, а Ф такой томный, расслабленный.

— Нет, мама, без тебя я не пойду. Иди со мной.

— Куда я, интересно, должна с тобой идти? В туалет? зубы чистить?

— Мама! Иди со мной — на всё!

* * *

Ф писал мне письма (сложил из бумаги что-то вроде конверта, написал на нем «Федя» и нарисовал сердечко).

Первое письмо было такое:

ДАРАГАЯ МАМА Я ОЧНЬ ТИБЯ ЛЮБЛЮ

Я ему ответила, что тоже его люблю.

Тогда он написал:

Я ОЧНЬ РАТ

Что нисколько не помешало нам поссориться всего-то через двадцать минут.

* * *

Ездили по всяким делам. Я за рулем, Ф со своего заднего сиденья рассказывает бесконечную сагу про войну «драконовых» и «львовых». Это два войска. «Драконовы» — плохие, потому что «нарушили рыцарский закон». Я внешне вся внимание, киваю, автоматически что-то уточняю, но ничего толком не слышу. Как вдруг — это еле уловимо, каждый раз боюсь пропустить — меняются тон, ритм и даже стиль рассказа.

— …И на двадцать четвертый день — это очень была долгая война — мать короля заболела. От того, что сын не рядом. А на пятьдесят четвертый день она начала умирать. И тогда король назначил другого предводителя, а сам сел рядом с матерью. И смотрел на нее. А через два года она умерла. Ее увезли далеко-далеко, положили в такой большой деревянный гроб, закрыли крепкой крышкой, повесили его на цепях… А рядом поставили большой крест, а на него положили веер. Ее веер. Любимый. Она любила им махать вот так, когда король приезжал. И король после этого решил быть один навсегда, он воевал, и у него уже были не только усы, а еще борода. А потом он сел на трон, и приехал к нему один мудрец и помощник и сказал — твоя жизнь скончается. Королю стало грустно в его сердце, но он правда уже ничего не мог. И тоже умер. После него остались другие короли и рыцари.

7 лет

Собирали подаренный Ф на Новый Год замок Лего-Хогвартс и обсуждали историю Гарри Поттера.

Ф, глубокомысленно:

— Смотри, родители Гарри погибли? значит, их не слишком-то любили их родители?

— Почему?

— Ну, Гарри ведь спасла любовь его родителей? А почему их ничего не спасло?

Понимаешь, говорю. Родители все свои силы, все-все, что у них было, отдали для спасения сына. Себе ничего не оставили.

Дрожащим голосом:

— А ты бы? ты бы тоже?

И я бы тоже, говорю.

Близко к слезам:

— Нет, мама, ты никогда не…

И сам себя обрывает с «ты никогда не умрешь».

— …тебя никогда никто не убьет. Ты сама умрешь. Потом когда-нибудь.

Вырос.

* * *

Ф как-то с утра говорил, что он будет «соглашательный ребенок»:

— Ты вот любое мне предложи, что хочешь — я соглашусь! Вот какао! вчера я бы сказал — бее, фуу, гадость, не буду, чаю хочу. А сейчас соглашусь: спасибо, хорошо, какао. Я соглашательный.

Хватило соглашательного ровно на завтрак и на одевание.

* * *

На даче готовится к празднованию 9 мая. Ходит, бормочет:

— Так. Сначала я проеду на велосипеде с флагом. Потом мы все положим тут цветы — в память, понимаешь? Вот тут положим. А потом я зажгу звезду на яблоне. А потом я скажу речь с балкона. Вы — стоите здесь…

«Я подожгу овин!» Очень, очень часто он напоминает мне Леоновского Короля из «Обыкновенного чуда». А я — что-то среднее между первым министром и женой волшебника. Чуть что — моя голова летит с плеч в первую очередь, но я также кормлю его супом и говорю: «Ваше величество, как можно!..»

* * *

Ф, ущемленный мною в каких-то своих правах, ругается сегодня:

— Я тебе будто не ребенок, я тебе поросенок! меня тебе, наверное, подкинули! так разговаривать со своим сыном! ты мама будто и не мама! а Гитлер!

Я зверею, потому что с Гитлером он палку перегнул.

Он моментально понимает, пугается, подходит извиняться:

— Ну, мама… Ну, нет… Ты Сталин, мама, ты Сталин…

8 лет

Недоволен чем-то:

— У меня стресс.

— Чем тебе помочь?

— Я сейчас сам себе помогу.

Вдруг громко орет, вот так: «ААААААААААА!!!!» Как резко начал — так же резко прекращает:

— Все, помог. Когда стресс — надо орать.

Через полчаса, по-прежнему чем-то обиженный:

— А вот сейчас я как наору на тебя, и весь стресс перейдет к тебе.

* * *

Спит на балконе, хотя ночи уже прохладные. Он ложится, я сижу в кресле рядом, смотрим на звезды. Терапевтически вспоминаем, за что можно сказать «спасибо» прошедшему дню.

(Недавно я неожиданно приехала на дачу посреди недели, и вечером Ф лирически подводил итоги: «Я бы сказал спасибо за вкусные булочки с корицей, которые привезла мама…» — и спохватившись — «И, конечно, за то, что она приехала!»)

Лежит, рассуждает о том, что чем больше всматриваешься — тем больше звезд, что Земля маленькая и каждый человек на ней маленький.

Я подхватываю:

— А ведь каждый человек живет свою уникальную жизнь. Такой маленький — а ни на кого не похожий, единственный. Да? И получается, что снаружи космос и внутри космос.

— Как это?

Я излагаю общие соображения про внутренний мир человека. Ф слушает серьезно.

— Понимаешь, да?

Он, медленно, задумчиво:

— Понимаю. Вот, например, кишечник. Целая вселенная! И лейкоциты нас населяют…

* * *

День святого Валентина, у Ф в школе почта, все пишут валентинки.

За завтраком (все самые интересные разговоры — за завтраком, потому что мы оба не выспались и не обдумываем то, что говорим) спрашивает:

— Мама, а тебе в школе тоже дарили валентинки?

Ну, говорю, тогда это не назвалось валентинками. Записки писали, да.

— А кто?

— Разные мальчики.

Суровый взгляд поверх чашки:

— Разные? но потом-то — остался один?

— Нет, ты не понял: в разное время — разные мальчики.

Потрясенно:

— Мама! как так?!.

За кадром — песня «Лебединая верность», а также шум и грохот: это обрушивается моя репутация.

9 лет

Наводила порядок в комнате Ф, которая хоть и его личная территория, но источник заразы для всей квартиры.

Все рассортировала. Коробка с деревянным. Коробка с военным. Три пребольших коробки лего. Еще коробка с разобранным скелетом.

Спасибо очередным выборам где-то куда-то, порядок можно было навести относительно спокойно. Потому что Ф следил за ходом, прибегал от телевизора, приносил последние известия: явка тридцать процентов, явка пятьдесят, мама, а что это ты выкидываешь?! это нельзя! — и хватается за какую-то пластмассовую зеленую палку, обломанную с обоих концов.

Я говорю — это же ерунда! хлам! не пойми что!

Он:

— Нет, это пойми что! этим прекрасно еще можно играть.

— Как?! как этим можно играть?!