Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

Сантини был назначен на должность швейцара комнаты для географических карт; он открывал дверь гостиной, когда император выходил из своей спальной комнаты, исполняя обязанности связного с персоналом, работающим за пределами главного здания резиденции. Жантилини стал лакеем, ответственным за убранство стола для приема пищи. Каждый из них носил форму, соответствовавшую его должности; когда этот наряд стал слишком изношенным, то его не меняли и носили только один мундир. Стол сервировался серебряной посудой и фарфором, привезенными из Парижа. В дополнении к ним я хранил в кожаных футлярах великолепный десертный сервиз работы Серве, изображавший различные картины полей сражения в Египте и в Европе; красивые вазы и коллекция из двадцати четырех чашек работы того же мастера завершали этот прекрасный комплект, который император не хотел использовать, опасаясь, что его отдельные предметы могут разбить. Стол императора обслуживался его дворецким, главой буфетной, который обычно сам предлагал императору десерт; Сен-Дени и Новерраз стояли справа и слева от сидящего за столом императора и обслуживали только его. Сантини, Жантилини и несколько лакеев обслуживали тех, кто удостаивался чести быть приглашенным на обед. Если император обедал в своих личных апартаментах, то обычно дворецкий приносил обед к ванной комнате, дежурный камердинер вносил обед в ванную комнату, и с его помощью уже я удостаивался чести самому обслуживать императора. Графу де Лас-Казу была поручена работа по инвентаризации мебели, но она была столь незначительной, что он даже не утруждал себя ею. В Лонгвуде император продолжал работу над своими воспоминаниями, которую он начал в коттедже «Брайерс». Каждому из этих господ было назначено определенное время: у гофмаршала было свое время, и ежедневно в «Ворота Хатта» посылалась лошадь, чтобы гофмаршал мог приехать в Лонгвуд, где он и графиня Бертран обедали только по воскресеньям.

Завтрак сначала подавался в 11 часов утра, а обед в 7 часов вечера. Поскольку для завтрака нужно было одеваться, то император решил завтракать в своей спальной комнате, и таким образом свое утро, облачившись в халат, он продлил до двух часов дня. Затем он направлялся в гостиную и, если позволяла погода, обычно вызывал карету и отправлялся в поездку по плато Лонгвуда или ехал к «Воротам Хатта», чтобы повидаться с супругой гофмаршала. Во время этих поездок с ним в карете ездили графиня де Монтолон и граф де Лас-Каз, а карету при этом сопровождал на коне генерал Гурго.

Обед подавался в 7 часов вечера; император приобрел привычку заканчивать вечер в столовой с книгой в руке. Весь обслуживающий персонал обычно удалялся из столовой; император затем обычно посылал Сен-Дени, который отвечал за библиотеку, за книгой. Как правило, авторами книги были или Корнель, или Расин, или Мольер, и, в зависимости от выбранного произведения, император обычно говорил: «А теперь послушаем Тальма или Флери». В 10 часов вечера он возвращался в собственные апартаменты, захватив с собой графа де Лас-Каза. Он обычно раздевался, ложился в постель, беседовал с графом и отпускал его, когда его начинал одолевать сон. Если добавить к предыдущему описанию времяпровождения императора немногие конные прогулки с генералом Гурго, представление ему некоторых людей из города или пассажиров, прибывших из Китая или Индии и возвращавшихся в Европу, несколько приглашений адмиралу, полковнику Бингему и ряду офицеров из полка Бингема пожаловать на обед, то можно представить сравнительно точную картину монотонного существования, которое император вел на Святой Елене. К счастью, его интеллектуальная изобретательность не иссякала; благодаря своему выдающемуся уму и разнообразным способностям окружавших его лиц он занимал свое время интересными беседами, которые делали более терпимым его существование на ужасном скалистом острове.

Когда строительство всех наших мест проживания завершилось, то каждый из нас поспешил устроиться в собственном углу так, словно ему предстояло оставаться в нем до конца своей жизни, украшая в силу возможностей свое скромное жилище. Я призвал плотника с «Нортумберлэнда», чтобы соорудить в моей комнате два стенных шкафа и заполнить их одеждой императора. Шкафы я поставил по обе стороны окна. Я попросил, чтобы в городе мне купили бумажные обои для стен. Мне прислали китайские обои голубого цвета, украшенные розами и позолоченными пятнами; других обоев на нашлось, и я обклеил ими стены комнаты. Чтобы не было видно находившегося в плачевном состоянии пола, я покрыл его клеенкой с рисунком под паркет. Свою постель я прикрыл белым легким покрывалом, хотя на ней я не спал. На небольшой простенький диван, который мне поставили в комнату, я набросил паркалевый чехол, что придало дивану завидный опрятный вид; маленький умывальник и два стула завершали убранство моей комнаты, за которой тщательно ухаживал мой китаец. Поэтому когда я приходил в мою комнату помыться, то мне доставляло удовольствие хотя бы недолго провести там время. Для сохранения прохлады в комнате ставни окна оставались закрытыми, но лучи солнца с такой силой палили шиферную крышу, от которой меня отделяла только обрешетка, что в течение дня эта комната становилась непригодной для жилья.

Район, где император мог прогуливаться без сопровождения дежурного английского офицера, простирался на шесть-восемь миль, но в действительности он включал в себя только лонгвудскую рощу, сад, принадлежавший Восточно-Индийской компании, и Дедвуд (местонахождение английского военного лагеря, который император никогда не посещал). Только в этом районе император мог совершать свои прогулки, и, конечно, они не выходили за пределы четырех миль. Всю остальную площадь района составляли овраги и ложбины, которые император должен был преодолевать верхом на коне с большой осторожностью, чтобы его конь не свалился.

Однажды, когда он прогуливался пешком по одной из таких ложбин в сопровождении графа де Лас-Каза и генерала Гурго, император угодил в нечто похожее на трясину; когда он вернулся домой, то сказал этим господам, сопровождавшим его до самой спальни: «Это же было настоящее Аркольское болото! Что бы они сказали там, в Европе, — добавил он, смеясь, — если бы я провалился в него? Это было бы справедливое наказание за все мои преступления!» Так как его сапоги были в грязи до самого верха, то я спросил Сен-Дени, что же произошло с императором. Сен-Дени рассказал мне, что император, спешившись, пошел пешком по ложбине, показавшейся ему покрытой свежей травой, но на самом деле не имевшей никакой твердой почвы. В том же самом месте некоторое время спустя Сен-Дени, ехавший верхом на коне, застрял в грязи и смог выбраться из нее только с большим трудом, благодаря помощи генерала Гурго.