Ефим Янкелевич - Дорога длиной в сто лет

И тут снова на меня навалилась напасть. У меня было мало грудного молока, но это еще пол беды. У меня полопались соски, и при кормлении у меня начиналась невыносимая боль. Я от боли просто ревела. Ходила я к различным самым известным врачам, но они только сочувствовали мне, а помочь ничем не могли. В Харькове был известный дерматолог профессор Кричевский, у которого Аврумарн лечился от псориаза. По нашему мнению лечить женские соски было не его профилем, но все же решили пойти к нему на прием. Больше не к кому было идти. И тут произошло чудо. Добрая память вам, профессор Кричевский. Он выписал мне красную ртутную мазь. И произошло чудо — после первого же смазывания у меня исчезла боль при кормлении.

(Забегая вперед, скажу, что мама рецепт сохранила и, когда проблема с сосками повторилось при кормлении Генки, мама снова воспользовалась этим чудо-лекарством. И снова помогло. Уже много лет спустя подобные трещины появились и у Лили при кормлении Лены, и мы захотели прибегнуть к этому чудо-лекарству. Моя мама рецепт Кричевского хранила, как реликвию. Я даже помню сам рецепт, написанный на тонкой белой бумаге самим Кричевским и измочаленный многими надписями бесчисленных аптек Харькова и Коканда. В те времена большинство лекарств делалось самими аптеками, а рецепт врача возвращался больному. Но для Лили это лекарство уже сделать аптеки не могли, так как, с их слов, ртуть была запрещена в лекарственной практике. И чтобы закончить историю с женскими сосками скажу, что и Лиля прошла ту же Голгофу. И снова помог ей прекрасный детский врач, профессор Гильман. Он прописал ей для сосков мазь с содержанием ляписа. Как вы только что прочли, и мама, и Лиля лечились у знаменитых врачей, профессоров. Как это могло случиться, что такие рядовые люди как они, могли лечиться у знаменитых врачей? А ларчик просто открывался. Для возможности лечения рядовых граждан высококвалифицированными врачами были созданы платные поликлиники. Напомню, что в Советском Союзе медицинское обслуживание было бесплатным. Для помощи особо больным людям и, с целью материально помочь высококвалифицированным врачам, были и созданы эти платные поликлиники. Причем оплата услуг врачей определялась их статусом, но она все равно была невысокой).

За то время, пока я практически не могла кормить, Леня совсем истощал. Тельце было в старческих морщинках, ручки и ножки, как палочки и весь он выглядел старичком. Ребенок просто таял на глазах. Глядя на него было трудно сдержать слезы. Так как мне надо было получать товары для киоска, то я ездила с Леней трамваем до Рогатинского переулка и оставляла его у Сони. Пока я получала товары, Соня его подкармливала, так как ее сын Владик был старше Лени на один месяц. У Сони молока было достаточно и Леня, сытно поев, спал себе тихо и никого не обременял. Как-то в гости к нам приехала мать нашего земляка Эли Грабовского. Посмотрела она на моего ребенка-старичка и задала очень болезненный для меня вопрос: «Фаня, и ты еще можешь его любить?» А сказала это женщина, слывшая у нас в местечке умной. В то время Леня действительно был очень некрасивым ребеночком. Мы делали все, шли на непозволительные для нас затраты, чтобы спасти его от угасания. Покупали дорогостоящее грудное молоко, покупали молоко только одной коровы, как нам советовали, но это не давало никаких результатов. И вот маме кто-то из ее покупателей посоветовал обратиться к детскому врачу по фамилии Дайхес. Этот профессор совершил чудо и спас ребенка. Увидев меня и ребенка, он сказал: «Вы наверно покупаете дорогостоящее грудное молоко и молоко от одной коровы? Все это излишне. Ребенка надо кормить так, чтобы он не голодал. Кормите ребенка по следующему графику. Кормите его манной кашей, начиная с одной чайной ложечки, увеличивая до десяти ложечек, а потом сколько захочет. Я так и сделала. Ребенок стал поправляться как на дрожжах и, поправившись, стал очень красивым и обаятельным.

(Здесь я хочу отвлечься для того, чтобы отдать должное врачам и медицинскому персоналу, спасавшим нас и наших детей, уменьшавших наши страдания и, в конце концов, благодаря которым мы живем. Мы как-то считаем их работу обыденной, например, как работу инженера. Но это совсем не так. Вспомним хотя бы доктора, снявшего у вас невыносимую зубную боль. Начну с простого деревенского фельдшера Цанка. Он, будучи единственным в местечке медработником, спас множество односельчан, включая мою бабушку Брану во время эпидемии тифа, лечил всю нашу семью. Вспомним только что перечисленных мамой профессоров Кричевского, Гильмана, Дайхеса и других безымянных врачей, спасших мою жизнь в тяжелейших полевых условиях и многих-многих других).

С ребенком уже наладилось и надо возвращаться к повседневной жизни.

Как я писала чуть выше, в комнате на Павловском переулке было так тесно, что спустя много лет уже здесь, в Америке, мы с Лизой не могли вспомнить, на каких местах мы укладывались спать.

В жизни, очевидно, не бывает безвыходных ситуаций. Выход нашелся и для нас. Это произошло летом 1934 года.

В тресте «Харстрой», где работал Аврумарн, на Змиевской улице номер 61 стоял жилой барак. В это время необходимость в этом бараке отпала. Руководство треста решило перестроить этот барак на пять небольших квартир и поселить в них наиболее нуждающихся сотрудников. И нам неимоверно повезло — нам выделили там квартиру. В квартире были две маленькие проходные комнаты и пристроенный к ней дощатый коридор. В проходной комнате у нас была столовая, а во второй спальня. Спальня была настолько мала, что кроме нашей кровати можно было втиснуть только небольшой шкаф для одежды и белья. В столовой была плита для обогрева и приготовления пищи, наш обеденный стол, буфет для посуды, мягкий диван, на котором спал Фима и его маленький письменный стол.

Мы были счастливы.

Расположение нашей новой квартиры было очень удобным — в пяти минутах от нашей старой квартиры, где теперь остались жить на «свободе» только мама, Лиза и Абрам.

Я готовила еду на наши теперь уже раздельные две семьи. Все работающие приносили заработную плату мне, а я уже ей распоряжалась. Я покупала продукты и все, что было необходимо для жизни. Наш новый двор был еще больше двора на Павловском переулке и жило в нем большое количество семейств, в том числе и много выходцев из села. Одна женщина предложила мне взять в качестве няни для Лени свою односельчанку, девочку-сироту по имени Фрося. Я ее взяла и не прогадала. У Фроси все лицо было испещрено следами перенесенной оспы. В доме Фрося ничего не делала кроме того, что нянчила Леню. Она была очень хорошей няней и могла с ним подолгу сидеть, пока он не съедал всю кашу.