Ефим Янкелевич - Дорога длиной в сто лет

После поездки, длившейся более чем семь недель, мы выгрузились на железнодорожной станции города Коканд в Узбекистане.

Если 10 лет тому назад мы начинали свою жизнь в Харькове, то теперь нам предстояло освоиться в городе Коканде.

Город Коканд был еще до войны многонациональным. В нем, кроме узбеков и бухарских евреев, жило множество национальностей из европейской части страны. Это и русские, и татары, и армяне и даже немцы.

Сразу же после выгрузки мы пошли на эвакопункт, располагавшийся при вокзале. Зрелище было ужасным. В большом зале на полу, на своих узлах и чемоданах сидели измученные люди. Эти люди много дней ожидали, пока эвакопункт распределит их по колхозам. Антисанитария была жуткая. По полу ходили куры и клевали ползающих вшей. На такое ожидание мы согласиться не захотели и решили попытаться устроить свою жизнь самостоятельно. После регистрации в эвакопункте, мы с Аврумарном тут же пошли в город попытать счастья. Новый город был очень красивый, зеленый, похожий на европейский. Однако в нем вся жилплощадь была уже занята ранее приехавшими людьми. Но был еще и старый город.

По дороге в старый город зашли на базар, чтобы посмотреть, как обстоят дела с продуктами. Несмотря на то, что война уже длилась полгода, базар нас удивил своим изобилием. Полно в мешках риса, круп, муки. На прилавках и земле разнообразие овощей и фруктов. Наше счастье, что узбеки, в отличие от жителей других областей Союза, очень любили деньги. Когда мы перед этим проезжали по России, там продукты можно было приобрести только в обмен на вещи, мыло и все то, что можно было обменять.

Старый город резко отличался от нового. Вдоль улиц — сплошные глинобитные заборы. За ними виднелась зелень и постройки. По краям улиц канавы, по которым течет вода. Это арыки.

Сложность заключалась в том, что мы не разговаривали по-узбекски. И сказать что мы ищем комнату не могли. Спустя некоторое время мы встретили женщину, которая отличалась от узбечек. Эта женщина была татаркой и она немного говорила по-русски. Эта женщина в дальнейшем оказалась нашим ангелом-хранителем. Узнав, что мы безуспешно ищем комнату, она, несмотря на то, что шла по своим делам, вернулась с нами и повела нас к своей знакомой, у которой, по ее мнению, была свободная комната. Она представила нас как своих друзей и сказала, что она за нас ручается . (Как редко мы встречаем хороших людей. Очень жаль, что в этом случае мама даже имени ее не запомнила. Несмотря на то, что и в дальнейшем мы не раз прибегали к ее помощи).

Комната была очень запущенной и напоминала сарай. Не было ни дверей, ни стекол в маленьком окошке. Из мебели — два больших топчана. Дверной проем мы занавесили одеялом, а оконную раму заклеили газетой.

Эта комната, по тем временам, была для нас большой удачей — нам просто повезло. На радостях сразу же вернулись в эвакопункт за мамой, Фимой и Леней.

Для вещей наняли подводу. Но что это была за подвода? В маленькую повозку с двумя огромными колесами был запряжен осел, по-местному — ишак.

Первое, что мы сделали — все основательно помылись и переоделись во все чистое. Надо было начинать жить по-новому. Тут я вспомнила наш переезд из Добровеличковки в Харьков. Все повторялось снова.

Аврумарн устроился на работу за гроши в близлежащем колхозе, а мама оформилась в швейную артель швеей. Распределение работ было таким. Мама брала заготовки в артели и затем уносила готовую продукцию. Шила я на той швейной ручной машинке, которую утаила от Аврумарна при выезде из Харькова. Я как чувствовала тогда, что она еще долго будет нашей кормилицей. Я шила солдатские кальсоны из раскроя, который приносила мама. (Может и мне в Намангане потом достались кальсоны пошитые мамой).

Работа была адской. Шить для производства я не умела, а старая машинка все время рвала ткань. Так как план для меня был велик, я шила и днем, и ночью при плохом освещении, да еще при том, что правый глаз был слепым с детства.

Днем свет с трудом пробивался через небольшое окошечко. К тому же часть стекол была выбита и заклеена газетой. Сильные ветра Средней Азии то и дело рвали наши газетные заплаты на окне и ночью, после сильного порыва ветра, приходилось вставать и образовавшуюся дыру на время затыкать тряпкой, спасаясь от пронизывающего ветра и мириад комаров.

Ночью я шила при свете керосиновой лампы, стекло которой было тоже разбито и заклеено обрывком газеты.

Швея из меня была никудышная. И качество плохое, и план пошива кальсон я не выполняла. За мою позорную продукцию в артели отвечала мама. Ей часто приходилось уговаривать приемщика готовой продукции принять мои кальсоны по принципу «лучше не будет». При моей малой производительности и плохом качестве заработная плата была мизерной, а цены на продукты росли не по дням, а буквально по часам. Мы оказались на грани голода.

Однако, если человек ищет, то даже в самых безвыходных ситуациях находится решение. Так получилось и у нас.

До этого у нас главной едой был рисовый суп. Но к описываемому времени рис стал настолько дорогим, что мы перешли на затируху. (Затируха — это еда бедняков. Слегка смоченная мука на столе растирается руками, пока не образуются мелкие комочки разной величины. Затем эту массу всыпают в кипяток и получается суп — затируха).

Как-то раз мама, покупая на базаре муку, обратила внимание на то, как две узбечки вырывали друг у друга бюстгальтер, который продавала эвакуированная. И маму осенило! Она пришла домой и заявила: «Будем шить на продажу бюстгальтеры»!

Я распорола свой бюстгальтер и сделала из него выкройку.

Мы привезли с собой несколько отрезов для дамских ночных сорочек. Из них я и начала шить бюстгальтеры на продажу. Первые семь штук мама продала играючи. Нам опять подвалило счастье! У нас появились деньги.

Как же мы жили в первые месяцы эвакуации?

Надо отметить, что в Коканд мы прибыли в первых числах декабря и поступать в 10-й класс дневной школы Фиме было уже поздно, поэтому он поступил в вечернюю школу, где, несмотря на опоздание, хорошо учился.

Леня пошел учиться в первый класс в старом городе в школу с преподаванием на русском языке.

Главным источником калорий у нас был хлеб в виде местных лепешек, который продавался по карточкам в прикрепленном по месту жительства хлебном киоске. К сожалению можно было простоять в очереди всю ночь, а лепешек не получить.

Необходимо отметить, что все очереди в Коканде состояли из двух половин. Была мужская очередь и была женская. И еще. В очереди стоял «народ», а более состоятельные люди и знакомые продавщицы в очереди не стояли — это была местная «знать».