Ефим Янкелевич - Дорога длиной в сто лет

К тому моменту как я приехал в Москву от Дудла не было никаких известий уже пять лет. Среди вещей Дудла была сберегательная книжка на какую-то сумму денег. В Советском Союзе люди хранили свои деньги в банках с помощью сберегательных книжек. Получить деньги мог только владелец книжки или его наследник. Боба была его наследницей, так как Дудл не был женат. Вот Боба решила получить эти деньги. Для этого требовалось постановление суда, признающего Дудла мертвым. Но здесь произошла нестыковка с еврейским именем Дудла. Не помню его имени в метрическом свидетельстве, а в сберегательной книжке и в извещении о том, что он пропал без вести значилось имя Давид. Для суда основным документом является метрическое свидетельство.

Боба попросила меня заняться этим делом. Поехали мы с ней в суд. До суда надо было ехать на метро. И тут произошло неожиданное. Ко времени моего приезда Боба жила в Москве уже более пятнадцати лет. И за все эти годы она ни разу не пользовалась метро. Втащить ее на эскалатор оказалось не просто.

В суде нам сказали, что проблемы с разночтением еврейских имен решает раввин. Ну а где взять раввина в Москве в 1945 году? Здесь же в суде мне подсказали, что такие справки дает раввин, находящийся в Центральном телеграфе. Тогда это учреждение было на улице Кирова. Взял я у Бобы все документы и поехал на Центральный телеграф. Зашел в огромный центральный зал. Сотни людей и как среди них найти раввина? Начал я спрашивать людей, внешне похожих на евреев. После нескольких попыток я все таки нашел раввина. Он просто ходил по залу, не имея никакого определенного ему места. Он мне за некоторую плату дал нужную справку. С этой справкой мы снова с Бобой пришли в суд и нам выдали решение, о признании Дудла мертвым. Вот такое важное мероприятие я совершил, будучи проездом в Москве.

Есть такая поговорка: «Одна беда идет и другую за собою ведет». Только-только Фима ушел в армию, как на нас навалилась другая напасть.

Хозяйка заявила, что ей нужна наша комната. Нужно было искать новое жилье, а мы даже не знаем как это делается, да еще и без языка. И снова нас выручила наша ангел-хранитель. После первого знакомства мы с ней не прерывали связь и, как говорится, дружили домами. Она жила на нашей улице Янги Дехкан (Новые крестьяне) и мы к ней ходили в гости, а она к нам. Она сравнительно быстро нашла для нас комнату на улице Конституции №94. Двор принадлежал когда-то большому богачу.

В этой комнате мы прожили до возвращения в Харьков. Комната была большая, светлая. В комнате было несколько красивых ниш, выполненных в восточном стиле. Через весь двор в виде беседки рос виноград. Так красиво, когда над твоей головой висят большие, налитые янтарным соком, гроздья винограда. От этой красоты глаз не оторвать .

Дети виноград не трогали.

Во второй половине дома (в доме две большие комнаты) жила хозяйка с маленьким сыном. Сын ее дружил с Леней. Саму хозяйку мы звали Апа — сестра. Она редко бывала дома. У нее свои дела в кишлаке. В этом дворе нам вольно жилось. Мы красили и сушили прямо во дворе и никто нам не указывал. Что может быть лучше?

Геня уже человечек. Ему скоро год. Он ангельски красив. Розовый, пухленький с красивой кудрявой шапкой волос цвета соломы. В Старом городе наша улица — центральная, и по ней ходят узбеки на базар. Многие из них при встрече предлагают мешки риса за баранчика, то есть за ребенка. Сам же «баранчик» живет не на земле, а у Лени на шее.

Дети уже владеют узбекским языком, в особенности Леня. Как-то сосед сказал о Лене, что он так ругается по-узбекски, как ни один его сверстник. Он на улице приобрел власть атамана. Но эта власть досталась ему не легко. В первые дни местные мальчишки над ним издевались и даже несколько человек собирались утопить его в большом арыке. Теперь и я уже приобрела славу и меня величали «ая Ления», то есть «мама Лени». И, несмотря на свое атаманство, он был очень отзывчивым и добрым ребенком. На нашей улице размещался детский интернат. Вначале местные ребята издевались над этими детьми, но Леня добился того, что их перестали задевать. Однажды он привел мальчика старше себя по возрасту из интерната и попросил его накормить за счет уменьшения своей порции. Мальчик был счастлив!

Жизнь наша идет по заведенному порядку. Я шью, мама продает наш товар, а Леня ей подносит, чтобы у нее, в целях безопасности, не было на руках слишком много платьев. Несмотря на свои забинтованные руки, Аврумарн научился мастерски чинить галоши. А галоши местное население носит и летом, на босу ногу, и зимой. Так что заказами он обеспечен. Он так наловчился в этой профессии, что мог из двух пар галош сделать одну или увеличить размер галош на пару номеров. Если Леня у мамы был подносчиком товара, то у Аврумарна он уже был продавцом. На мешке Леня раскладывал продукцию Аврумарна, так как он из-за своих больных рук торговать не мог. Не раз Леню обворовывали, но делать было нечего.

Долго относительное счастье длиться не может. И скоро беда пришла в наш дом. Было время плодоношения тутовника (шелковицы). Леня залез на одну из шелковиц и наелся там вдоволь, нарвал еще и накормил шелковицей Геню. Через некоторое время Леня обнаружил, что у него очень большой живот. Он испугался и побежал к маме, так как я уже была полностью поглощена случившемся с Геней. Чем мама лечила Леню я уже не помню, но у него благополучно все прошло. А вот с Геней случилась беда. Он беспрерывно рвет и поносит. Ни я, ни мама не знаем, что делать. Схватила ребенка и побежала в детскую больницу. А бежать было далеко, в Новый город. Бегу и вся мокрая от рвоты и кала ребенка. В больнице нас с Геней тут же уложили и началось лечение. Но длительное лечение было безуспешным и я невероятно страдала от того, как мучился ребенок. В первые дни болезни Геня все еще был ангельски красив. Особенно была красива головка в золотых локонах, как будто завитых парикмахером. Лечащий врач была просто влюблена в него и лечила его всеми доступными средствами. Тогда уже появился пенициллин. Он был очень дорогим, но врач его не жалела для малыша. Однако все было бесполезным. Никакого улучшения. Врач решила влить ему донорскую кровь. За кровь я заплатила, но влить ему ее так и не смогли. Говорили, что у ребенка очень тонкие вены, а может у сестер была недостаточная квалификация. Геня сильно исхудал и видно было, что он погибает. И все же врач пыталась сохранить его былую красоту. Она мне предложила сшить ему из марли шапочку, чтобы его не стричь.

Лежала я в больнице долго. Палата была большой и в ней лежали малыши вместе со своими мамами. Мамы спали на полу у кроватей своих детей. Я по возможности пыталась побольше спать, чтобы не чувствовать постоянного голода. Нам ежедневно выдавали по 200 грамм хлеба. Многие, не такие голодные, делили этот хлеб на два три раза, я же не в силах была это сделать и съедала весь хлеб сразу. Если выдавали хлеб, когда я спала, то соседки меня не будили, чтобы я тут же не съела хлеб.