Ефим Янкелевич - Дорога длиной в сто лет

Осень. Сейчас сезон не платьев, а стеганных курток (их называли фуфайками или телогрейками) и брюк. Для фуфаек моя машинка не годится, следовательно надо шить брюки, в народе их называют — штаны. А как их шить? Пришлось идти к нашему благодетелю-молочнику за советом.

Сосед говорит, что узбекские мужские штаны, это наподобие мешка, сшитого посредине с прорезом, чтобы пропустить ноги. Чем материал грубее, тем лучше. Сам он такие брюки не носил, но другие носят.

И мы приступили к пошиву брюк из любой плотной ткани, включая брезент. Наши брюки пользовались спросом.

Хочу описать проблемы, с которыми мы сталкивались в повседневной жизни.

Много денег у нас уходило на топливо. Кроме дров, которые были редкостью, основным топливом были сухие стебли джугары, которые похожи на стебли подсолнуха, но тоньше. Кроме отопления зимой много топлива уходило на крашение тканей, на нагрев ванночек с водой для больных рук Аврумарна и т. д.

Узбеки воду для питья брали из арыков. Вода в арыках — это талая вода с гор. В этой воде отсутствует йод, поэтому у пьющих эту воду людей развивается зоб — стойкое увеличение щитовидной железы. У некоторых стариков эта железа имеет ужасающие размеры и свисает прямо на грудь. (Отсутствие йода — это еще не самое страшное. Во многих дворах, вдоль которых протекает арык, как бы на консолях построены были уборные. А другие люди, на десяток метров ниже этой уборной, брали воду для питья).

Мы брали воду только из колодца. Колодец находился далеко и воду носил в ведрах Леня. Мы эту воду кипятили и только такую воду использовали для питья и приготовления пищи.

Легче стало и с питанием. У нас завязалась дружба с продавщицей хлеба — Абахан-апа (хлебным гением). Я для нее кое-что шила. По ее указанию сторож ее киоска приходил к нашей калитке и извещал нас, что хлеб привезли: «Нон кильды». Теперь уже хлебные карточки у нас не пропадали.

Мама познакомилась с женщиной, которая продавала кусочки мяса, и она нам эти кусочки выгодно продавала.

Что же касается соседа, который нам продавал молоко, то для благодарности ему у меня не хватает слов. Позже, когда мы собрались возвращаться в Харьков, он единственный уговаривал нас не делать этого. «Зачем вам возвращаться в разоренный войной край? У нас вы уже обжились, да и мы к вам привыкли и будем за вашей семьей скучать».

Кроме того, мы получали овощной паек за Фиму . (Об этой привилегии для родителей военнослужащих я узнал только сейчас, читая эти мамины записки).

Паек этот состоял в основном из зеленых помидоров, но мы были рады и этому. В очереди за этим пайком Аврумарн встретил свою племянницу Маню, дочь своего брата Юкла.

Муж Мани был офицером и она получала за него и паек, и деньги. Помидоры она отдавала нам. После войны она к нам приезжала в гости в Харьков. А потом исчезла. В беде как-то поддерживали родственные отношения, а после войны потерялись.

Мы уже, по местному обычаю, пекли лепешки из муки с добавленим жмыха из семян хлопка.

День рождения Фимы 6 февраля 1945 года мы решили отпраздновать улучшенным обедом. Мама, на удивление всем, принесла с базара небольшого живого карпа. Я его приготовила как в былые времена. Праздничный обед был как в сказке. В Узбекистане в это время разгар весны и цветет урюк (абрикос). Какая это красота! Рано утром видны сказочно красивые снежные горы, которые стоят, как неподвижные бело-серебрянные облака. В особенности они красивы на восходе солнца, когда снежное покрытие имеет бледно-розовый оттенок. Такой красотой не налюбуешься!

А по улице в это время люди верхом на ишачках (ослах) спешат на базар. Первое время было смешно смотреть, как на таком маленьком животном сидит огромный мужчина, а ноги его едва ли не волочатся по земле. Кроме того всадники и всадницы обвешаны мешками с продуктами на продажу, да еще на коромысле висят пиалы с каймаком (сметаной). А женщины в парандже с привязанным сзади ребенком. Очень красивы также всадники и всадницы на верблюдах. Очень красивая страна. Да и люди в это тяжелое для нас время отнеслись к нам с большим пониманием и сочувствием.

В начале марта 1945 года к нашей неописуемой радости домой вернулся Фима. Его демобилизовали по тяжелому черепному ранению и в госпитале ему установили инвалидность.

Ему надо было начинать жизнь с чистого листа. Посоветовались, как всегда, с Авдеевым. Он посоветовал Фиме поступить на курсы бухгалтеров, так как он сам был бухгалтером. Фима так и сделал. Проучился он 3 месяца и получил диплом бухгалтера.

Как только Фима вернулся из армии, он, глядя на мою искалеченную беспрерывным вращением рукоятки машинки руку, настоял, чтобы мы, не взирая на затраты, купили ножную швейную машинку.

Мы послушались и пошли с мамой на базар. Ножных машинок было много, но нам они были не по карману. На обочине базара стояла швейная машинка в очень плачевном состоянии. К тому же она еще была сборной. Станок зингеровский, сама машинка подольская (В СССР швейные машины выпускал завод в городе Подольск, в Подмосковьи) , а доска машинки самодельная и испещрена пятнами от затушенных окурков. Женщина, которая продавала машинку, сказала нам, что это машинка ее покойного мужа, сапожника, и что он даже шил на этой машинке кожаные заготовки для обуви. Что нас соблазнило, так это цена 1000 рублей, которую просила женщина за эту машинку. Такие деньги у нас были и за эту сумму можно было приготовить всего 3 супа. Но пригодна ли она для работы ни я, ни мама представления не имели. У мамы на базаре была знакомая женщина-узбечка, которая тоже шила и продавала. Ты женщина шила на ножной машинке. Вот эту женщину мама и попросила испробовать предполагаемую нашу покупку. Женщина сделала пару строчек и сказала: «Якши». То есть хорошая. Эта же женщина научила меня и Фиму как надо шить на нашем замечательном приобретении. Ох, какое это счастье было шить на этой машинке. Легко берет материал любой толщины. Шитье на ней было даже не работой, а удовольствием. Я даже сейчас, спустя более чем тридцать лет, не забыла вдохновения от работы на ней. Ноги себе играючи крутят педаль, а руки свободны и направляют строчку куда надо, так что даже мелка не требуется и, что замечательно, — не рвет нитку. У меня была такая радость в душе, что мне хотелось шить и шить и даже петь .

В таком приподнятом настроении, я подвожу итог нашей длинной ночи.

Раз мы выжили, значит нам не так уж в край было плохо. На фоне тех 17 тысяч смертей среди эвакуированных в городе. К тому же погибло множество людей среди местного населения. Муж нашей добрейшей татарки, которая нас опекала с первого дня приезда в Коканд и дважды находила для нас жилье, умер от брюшного тифа. Выжили и слава Богу, да к тому же Фима, хоть и тяжело раненный, вернулся домой. А сколько солдат не вернулось?