Ефим Янкелевич - Дорога длиной в сто лет

Преподавателем «Электрических машин» был доцент Ковтун. Это был единственный преподаватель в институте, который учил нас не зазубривать, а понимать. Спасибо ему, его предмет мы сдавали «по конспектам». Что это значило? На экзамен можно было приносить не только конспекты свои или чужие, но и книги. Ковтуна интересовало только то, как мы разбираемся в материале. Несмотря на легкость сдачи экзаменов, я многое запомнил об электрических двигателях и генераторах. Что такое сериесные и шунтовые электродвигатели. О том, что регулирование скорости вращения проще всего можно осуществить у двигателей постоянного тока. Поэтому они устанавливаются на лифтах и трамваях.

Запомнился преподаватель-фронтовик доцент Ланциевский по предмету «Теории машин и механизмов». Как мы ему сдавали экзамены? Он сидел с одной стороны стола, а с противоположной стороны стола была длинная скамья, метра три или больше. Студенты сидели друг за другом на этой скамье. Очередной студент продвигался «пред очи» Ланцевицкого. Преподаватель задавал вопросы, а студент отвечал. Если благополучно, то студент вынимал «зачетную книжку» и преподаватель ставил отметку. Студент удалялся. Если Ланцевицкий не принимал экзамен, студент вставал и усаживался в «хвост» скамьи и предпринимал следующую попытку. В течение экзаменов Ланцевицкий много курил. Время от времени он давал студенту деньги, чтобы тот купил ему очередную пачку папирос. В конце концов, поздней ночью все студенты экзамен сдавали. Теперь думаю, почему Ланцевицкий так принимал экзамены? Он прекрасно понимал, что его предмет нам никогда не пригодится.

Иностранным языком был у нас английский — третий язык за время моей учебы. Учили мы его три семестра плохо, а может быть очень плохо. Что это значило. После каждого семестра нужно было прочесть и перевести определенный текст. У нас он назывался «знаками». То есть полагалось сдать на экзамене текст размером в определенное количество букв английского алфавита. И все же, когда я готовился к одному из экзаменов, мне попалась книга английской писательницы Войнич «Овод». И я, вместо необходимых нескольких страниц, прочел весь роман и даже запомнил его содержание. Как запомнил содержание рассказа Стендаля «Лейтенант Луайо» на французском языке. И что удивительно. Несмотря на то, что ко времени написания этих строк я живу в Америке уже более 14 лет, это единственная книга, которую я прочел на английском языке.

Иван Иванович Черненко принимал легко у девочек. Он как бы сам отвечал и говорил: «Правильно, правильно». Его кредо для девочек было — удачно выйти замуж.

О моем первом опыте черчения. Для того, чтобы я дома вычертил какую-то деталь, в институте мне выдали лист чертежной бумаги. Как известно для черчения нужна чертежная доска, рейсшина, набор угольников и карандаши. У меня же была только одна длинная линейка, один угольник и карандаш. Вместо чертежной доски я мог использовать единственный обеденный стол. А стол освобождался ближе к полуночи. Я предполагал, что углы у стола прямые. И принялся за работу, отмеряя все размеры от краев стола линейкой. Я что-то вычертил уже за полночь. Свернул бумагу в рулон и пошел спать. На лекции по черчению я развернул свое творение и пришел в ужас. Оказалось, что у стола углы не прямые, а разные. Одни углы чуть меньше, а другие чуть больше. Соответсвенно и чертеж у меня получился скособоченный. Но тройку я все же получил.

Деканом факультета был добрейший профессор Матвеев.

Директором института был человек по фамилии Столяров. В институте ходила молва, что он сотрудник органов безопасности. Я был у него всего один раз. На третьем курсе у нас организовали радиофакультет. Студентов набирали с других факультетов. Подал и я заявление для перехода на этот факультет. В списках принятых меня не оказалось. Вот я и пошел к директору. Очевидно на окне была плотная штора, потому что в кабинете был полумрак. Он пригласил меня сесть на стул перед столом. Яркая настольная лампа была направлена прямо на мое лицо, а сам он находился в полумраке. Молва, очевидно, была не беспочвенной. Он мне объяснил, что я на этот факультет не прошел по успеваемости. Что правда, то правда — я не очень блистал оценками. Отказ не сильно меня расстроил.

О сокурсниках. Не припоминаю никаких склок и ссор между нами. На факультете все студенты были, если так можно выразиться, середняки.

Правда, у нас были два Сталинских стипендиата. Это Наташа Фертик и Юрий Потимков. Наташа Фертик действительно очень хорошо училась. Потимков ничем не выделялся среди других, но был членом партийного бюро факультета и науку брал тем, на чем сидят, то есть много и упорно занимался.

Как мы занимались?

Были зимние и весенние экзамены. Перед экзаменами были зачеты. Были дисциплины, у которых не было экзаменов, а были только зачеты. У меня здесь в Америке две внучки занимались в ВУЗах. Так вот наша учеба по сравнению с их была просто домом отдыха. У нас было масса свободного времени, а у них его почти совсем не было. Они занимались ежедневно и допоздна. Мы же, если говорить правду, часто готовились к экзаменам и зачетам непродуктивно. Готовились мы не по книгам, а по конспектам. Это было удобно и для нас и, в особенности, для преподавателей. Если предмет подготовишь по какой-то книге, то для преподавателя это не всегда годилось. Эту книгу он мог не читать или с содержанием ее был не согласен. Для нас готовиться по конспектам было тоже удобно, но не все лекции были у каждого из нас. Очень часто мы готовились к экзаменам группой у Виталия и иногда всю ночь. Один читал. Затем мы разбирали раздел. Трудно было высидеть всю ночь, часто клонило ко сну. Припоминается, что я подкладывал на сиденье стула бильярдные шары. При этом много времени уходило на пустые разговоры. Зачем же мы это делали? Разбирали материал коллективно, так как в конспектах были пропуски и не каждый мог в них разобраться. В этих коллективных подготовках участвовали я, Виталий и Исаак, так как мы жили недалеко друг от друга.

Надо отметить, что во время учебы, во всяком случае Исааку и мне, приходилось еще подрабатывать. У Исаака была семья, а наша семья нуждалась в моей помощи. О моей работе есть в воспоминаниях мамы.

О комсомольской организации факультета. В то время она была очень активной. Время было послевоенное, сталинское. Комсомольскими вождями факультета были некие Вайнер и Дриккер. Вайнер был фронтовиком, а Дриккер нет. Они не «лютовали», но под их руку лучше было не попадать. Вот запомнившиеся мне два характерных примера их активности. На комсомольском собрании разбиралось персональное дело одной выпускницы института, отказавшейся ехать в глушь Казахстана. Жалко было смотреть на эту маленькую девчушку, когда на нее наседала эта пара и их прихвостни. Особенно жестоко клеймил ее Дриккер. А спустя год, Дриккер, зрелый мужчина, по каким-то причинам не служивший в армии в войну, остался работать в Харькове и никуда не поехал. Или вот результат кипучей деятельности этой факультетской организации, едва ли не приведшей к исключению из института студентки старшекурсницы Майи Блушинской. Так случилось, что Майя где-то раздобыла ломоть хлеба, а завернуть его ей было не во что. Вот она взяла и сняла старую комсомольскую стенгазету. На собрании ей нервы потрепали изрядно, но из комсомола не исключили. В те времена исключение из комсомола практически влекло к отчислению из института.