Клод-Франсуа де Меневаль - Наполеон. Годы величия

Я заметил, что руки у императоры абсолютно черные. Перчатки он потерял во время тушения пожара. Он пребывал в состоянии сильной подавленности и, пока я раздевал его, спросил меня, присутствовал ли я на празднике, устроенном князем, и, когда я дал отрицательный ответ, соблаговолил рассказать мне о некоторых подробностях этого ужасного события. Причем император рассказывал с такой эмоциональностью, которую он проявлял на моих глазах только два или зри раза в жизни и которую он никогда не демонстрировал в связи с собственными невзгодами.

«Сегодня, — сказал император, — жертвой пожара стала героическая женщина. Невестка князя Шварценберга, услыхав из горящего зала крики, решила, что они принадлежат ее старшей дочери, и ринулась в самое пекло, но пол, почти уже сгоревший, рухнул под ее ногами, и она исчезла. В конечном счете бедная мать ошиблась, ведь все ее дети были вне опасности. Были предприняты все возможные и невозможные усилия и, наконец, ее вытащили из бушевавшего пламени; но она была уже практически мертвой, и все меры, принятые врачами, чтобы вернуть ее к жизни, оказались напрасными». Эмоциональность императора еще больше возросла к концу этого повествования.

Я заранее позаботился о том, чтобы приготовить ему ванну, предвидя, что она понадобится, когда он вернется. И теперь его величество принял ее и после привычного массажа почувствовал себя гораздо лучше. Все же я помню его нескрываемый страх, что ужасное происшествие той ночи предвещает некое фатальное событие, и он долго сохранял в душе это дурное предчувствие.

Три года спустя, во время прискорбной кампании в России, императору объявили, что уничтожен армейский корпус под командованием князя Шварценберга, а сам князь погиб; уже после выяснилось, что эти вести оказались ошибочными, но в тот момент он воскликнул, словно в ответ на мысль, долго занимавшую его: «Тогда это был он, кому угрожало дурное предзнаменование».

Рано утром следующего дня император направил пажей в дома всех тех, кто пострадал от катастрофы, чтобы они выразили им сочувствие императора и выяснили их состояние. Его величество получил печальные ответы. Княгиня де ла Лайен скончалась от полученных ран; и состояние генерала Тузара, его супруги и дочери было безнадежным — и действительно, в тот же день они скончались. Были еще и другие жертвы этой катастрофы; среди тех, кто восстановил свое здоровье после продолжительных страданий, были князь Куракин и госпожа Дюроснель, супруга генерала Дюроснеля.

Когда декреты британского кабинета министров вынудили Наполеона прибегнуть к континентальной блокаде, стало очевидным, что Голландия сможет сохранить свою независимость или честно выполняя ее условия, или благодаря мирному соглашению по вопросам мореходства. Ответ короля Луи на настоятельные требования императора закрыть порты Голландии для торговли с Англией подразумевал, что континентальная блокада вызовет гибель Голландии.

Тогда император решил, что, принимая во внимание безопасность наших границ и строгое выполнение условий континентальной блокады, он более не может откладывать военную оккупацию голландских границ. Связи между этой страной и Англией не прерывались, и британская торговля продолжала находить рынки в голландских портах. Переговоры с королем Луи начались незамедлительно. Между императором и его братом состоялся очень резкий разговор, и тогда Наполеон впервые пригрозил оккупировать всю Голландию. Король отправил в Голландию письменное приказание оказывать сопротивление французским войскам всеми средствами, вплоть до затопления страны. Он запретил выполнение любых приказаний, которые бы противоречили вышеупомянутым, и отдал приказ голландским войскам держаться до конца, пока он не вернется в страну. Во время этих переговоров, проходивших в столь напряженной обстановке, что можно было ожидать самого неприятного исхода, маршал Удино получил приказ оккупировать крепости Берг-оп-Зоом и Бреда. Король Луи отрекся от престола.

Получив известие об отречении от престола своего брата Луи, его величество выглядел очень огорченным и сказал: «Я предвидел это сумасшествие со стороны Луи, но не думал, что он будет так торопиться». Тем не менее император вскоре решил, какого курса ему следует придерживаться. Несколько дней спустя он, хранивший молчание, пока я одевал его, неожиданно вышел из задумчивого состояния и сказал мне, шлепнув меня пару раз по щекам: «Месье Констан, знаешь ли ты три столицы Французской империи?» — и, не давая мне времени для ответа, продолжил: «Париж, Рим и Амстердам. Звучит неплохо, не так ли?»

Однажды в Сен-Клу, присев по привычке на край моего письменного стола, Наполеон сказал мне, внезапно поменяв, после нескольких незначительных фраз, тему разговора: «Меневаль, я раздумываю о снятии Фуше с его должности». Это замечание, судя по всему, было выражением пока еще неопределенных раздумий и попытки Наполеона принять какое-то решение.

Я не мог удержаться, чтобы не воскликнуть: «Сир, я ожидал этого, и меня удивляет только одна вещь, а именно: почему вы раньше не отделались от него?» Он медленно поднялся с моего стола, пару раз прошелся взад и вперед по кабинету, заложив руки за спину, и, так и не ответив мне, занялся другими делами. Эта нерешительность со стороны Наполеона показывает, до какой степени Фуше обладал искусством казаться необходимым, или, скорее, какие трудности испытывал Наполеон, расставаясь с людьми, к которым он привык, даже если его доверие к ним значительно пошатнулось.

Г-н Фуше, попав в опалу, удалился в свой замок в Понкарре, но сначала позаботился прихватить с собой и уничтожить наиболее важные документы его министерства. Император, не желая оставлять свои письма в руках человека, которого он считал способным использовать их ему во вред, направил к Фуше принца Невшательского и своего друга Реаля, государственного советника, чтобы забрать эти документы; но Фуше, несмотря ни на что, упорно отрицал, что забрал с собой какие-либо документы. Хотя император был чрезвычайно раздражен ложью Фуше, он не хотел предпринять против него каких-либо шагов. Раздумья, вызванные страхом экс-министра перед последствиями возмущения императора, привели Фуше к тому, что он решил вернуть письма Наполеона.

Наполеон, не желая оставлять без пиши неугомонный ум этого опасного интригана и, особенно, желая выдворить его из Франции, назначил его генерал-губернатором Иллирийских провинций. Позднее он имел все основания сожалеть, что раньше не лишил власти эту безнравственную личность.