Клод-Франсуа де Меневаль - Наполеон. Годы величия

Доктор Дюбуа, выступавший в роли акушера при родах императрицы, был щедро вознагражден. Он получил 100 000 франков и титул барона. Осуществленная им операция, потребовавшая применения хирургических инструментов, имела столь серьезный характер, что доктор посчитал своей обязанностью довести до сведения императора, что вторые роды представляют опасность для жизни императрицы. Это откровенное предупреждение доктора произвело сильное впечатление на Наполеона и имело далеко идущие последствия, которые в то время нельзя было предвидеть. Рождение других детей, несомненно, благотворно повлияло бы на чувства императрицы и, возможно, сделало бы их будущий разрыв более затруднительным.

С наступлением хорошей погоды император и императрица отправились на неделю в Рамбуйе, чтобы там заняться охотой. Наполеон чувствовал себя, как говорится, по-домашнему в этой резиденции, которая была попроще и не столь огромной, как другие императорские дворцы; но он не мог продлить свое пребывание там, поскольку был слишком ограничен во времени.

Наполеон очень любил детей. Однажды он попросил меня привести моего сына, и я пошел за ним. Тем временем император принимал г-на де Талейрана, и, так как их беседа затянулась надолго, мой ребенок почувствовал себя уставшим от ожидания, и я вернул его обратно домой, к матери. Вскоре после этого он заболел крупом. Эта жестокая болезнь, по поводу которой его величество выступил со специальным обращением к врачам Парижа, унесла жизни многих детей.

Мой сын умер в Париже. Мы тогда были в Компьенском замке, и я получил печальную весть в тот самый момент, когда готовился пойти к императору, чтобы помогать ему одеваться. Я был слишком потрясен потерей, чтобы выполнять свои обязанности; император спросил меня, что помешало мне прийти к нему, и когда я сказал ему, что только что узнал о смерти сына, Наполеон сердечно воскликнул: «Бедный Констан! Какое ужасное горе! Одни мы, отцы, можем знать, что это значит!»

В четыре часа дня члены Сената покинули свой дворец, чтобы принять участие в церемонии крещения короля Рима; соответственно члены Государственного совета покинули дворец Тюильри, а члены Законодательного собрания — свой дворец. В церемонии приняли участие члены апелляционного суда, расчетного суда, совета академии, императорского двора, муниципалитета Парижа, депутаций из сорока девяти главных городов Франции, ратуши Парижа. По прибытии в церковь они были рассажены церемониймейстером и его помощниками на местах, соответствующих их рангу, справа и слева от трона, от клироса до середины нефа. В пять часов дня члены дипломатического корпуса заняли свои места на платформе, специально сооруженной для этой церемонии.

В половине шестого выстрелы из пушек возвестили о выезде их величеств из Тюильри. Императорский кортеж ослеплял великолепием: прекрасная выправка воинского конвоя, богатое убранство и элегантность карет, блестящие костюмы — все это создавало восхитительный спектакль. Приветственные возгласы народа, звучавшие на всем пути кортежа их величеств, дома, с которых свисали гирлянды, флаги, развевавшиеся в окнах, длинные вереницы карет, украшение и снаряжение лошадей — все эти атрибуты грандиозного праздника, вызывавшего искренние чувства и надежды на лучшее будущее, глубоко врезались в моей памяти.

Церемония крещения прошла с необычайной пышностью и торжественностью. После совершения крещения император взял августейшего сына на руки и представил его присутствующим представителям церкви.

Сразу же после рождения король Рима был отдан на попечение кормилицы, женщины, выбранной из простого народа, обладавшей крепким здоровьем и плотным телосложением. Эта женщина не имела права ни покидать дворец, ни принимать у себя мужчин; на этот счет были приняты самые строгие меры предосторожности. Ради здоровья ее вывозили на прогулки в карете, и даже тогда ее сопровождали несколько женщин.

Обычный порядок общения Марии Луизы с сыном был таков: утром, примерно в девять часов, короля приносили матери; она брала его на руки и несколько минут ласкала, затем возвращала его кормилице и принималась читать газеты. Ребенок начинал уставать, и кормилица уносила его. В четыре часа дня мать шла навещать сына. Мария Луиза спускалась в апартаменты короля, захватив с собой какую-нибудь незаконченную вышивку, которой она занималась в перерывах в общении с сыном. Через двадцать минут ей сообщали, что г-н Изабо или г-н Прюдон прибыли во дворец для урока рисования, после чего императрица возвращалась в свои апартаменты.

Таким образом проходили первые месяцы после рождения короля Рима. В течение всего этого времени император был занят составлением декретов, присутствием на смотрах войск, посещением строительств памятников и подготовкой планов. Он был всегда чем-то занят, неутомимый в любой работе и, казалось, постоянно ищущий, чем бы еще занять свой поразительно глубокий и могучий ум. В то же время он был счастлив в семейной жизни с молодой супругой, которая его нежно любила. Императрица вела простой образ жизни, который вполне ее устраивал. По сравнению с ней Жозефина нуждалась в более увлекательной жизни: больше внимания уделяла жизни вне дворца, была более оживленной, более экспансивной; хотя все это ни в коей мере не мешало ей быть преданной обязанностям семейной жизни, а также очень нежной и любящей по отношению к супругу, которого она знала, как сделать счастливым на собственный манер.

Однажды Бонапарт вернулся с охоты измученный от усталости и попросил Марию Луизу прийти к нему. Она пришла, и император, обняв ее, звучно поцеловал в щеку.

Мария Луиза взяла свой носовой платок и вытерла им щеку. «Это что же, Луиза, я тебе противен?» — «Нет, — ответила императрица. — Я сделала это по привычке; то же самое я делаю и с королем Рима». Император, судя по всему, рассердился. Жозефина была совершенно другой: она с нежностью отвечала на ласки супруга и даже сама в этом шла ему навстречу. Император иногда говорил своей второй жене: «Луиза, спи в моей комнате». «Там слишком тепло», — отвечала императрица. Она в самом деле не переносила жару, а апартаменты Наполеона постоянно содержались в тепле. Она также питала сильную антипатию к запахам и в своей комнате разрешала жечь в вазочках только уксус или сахар.

Однажды госпожа де Монтескье получила указание от императора отвезти маленького короля в Багатель, куда приехала и Жозефина. Она получила разрешение увидеть ребенка, чье рождение отпраздновала вся Европа. Хорошо известно, насколько бескорыстной была любовь Жозефины к Наполеону и как она смотрела на все с точки зрения возможности содействовать его славе, чтобы сделать ее более прочной. В молитвах о нем, после ужасного позора, перенесенного ею в связи с разводом, она даже обращалась к Всевышнему с надеждой, что Наполеон сможет быть счастливым в личной жизни и его новая супруга сможет родить ему ребенка.