Клод-Франсуа де Меневаль - Наполеон. Годы величия

Император передал министерский портфель Фуше генералу Савари, который впоследствии стал герцогом де Ровиго, а в это время был его адъютантом.

Терпимости Наполеона в отношении таких людей, как Бернадот, Талейран и Фуше, вряд ли можно дать вразумительное объяснение, которое бы удовлетворило то, что принято называть общественным мнением. Снисходительность Наполеона лишь вдохновляла подобные личности на новые неблаговидные поступки, о которых император забывал, поскольку помнил только о тех услугах, которые они ему оказывали.

В июле того же самого 1810 года Люсьен написал императору письмо, в котором выражал желание уехать в Америку. Со времени их последней встречи все попытки примирения двух братьев оканчивались неудачей. Наполеон, направив последнее и бесполезное обращение к Люсьену, согласился на его эмиграцию. Люсьен, однако, не добрался до Соединенных Штатов, ибо английский фрегат арестовал его в водах Кальяри и препроводил в качестве пленника в Англию, где он оставался до 1814 года.

В 1810 году, как только известие о беременности императрицы было предано официальной огласке, император учредил общество материнского милосердия, цель которого состояла в том, чтобы помогать неимущим женщинам при родах, обеспечивать их средствами к существованию и содействовать им при воспитании детей. Император назначил императрицу патронессой этого общества. Помимо мотивов благотворительности, которые побудили императора учредить эту ассоциацию, он стремился придать императрице общественную значимость и вызвать к ней всеобщую симпатию. Фонд общества обеспечивался доходом в сумму пятьсот тысяч франков.

Император учредил должность гувернантки всех детей Франции и выбрал на этот пост графиню де Монтескье, супругу главного камергера. Этот выбор получил всеобщее одобрение.

Ей было сорок шесть лет и она славилась безупречной репутацией, набожностью и ревностным служением делу, свободным от фанатизма. Ей была свойственна простота в обращении, она обладала твердым характером и основательными принципами.

Беременность императрицы проходила благоприятно. Ее физическое состояние часто выдавало себя временными недомоганиями, которые только радовали Наполеона. Он окружал Марию Луизу самыми различными знаками внимания и заботы, носил ее на руках и всячески ободрял. Я часто присутствовал при этих семейных сценах, в которых так ярко проявлялась любящая натура Наполеона. Только те, кто не знал его, могут обвинить его в отсутствии чувств.

19 марта 1811 года в семь часов вечера императрица почувствовала себя плохо, и с этого момента весь дворец пришел в движение. Император, проинформированный об этом, немедленно послал за г-ном Дюбуа, который в последнее время постоянно находился во дворце и чей уход за императрицей именно в такое время был особенно ценен.

В комнате императрицы собрались ее личный обслуживающий персонал и госпожа де Монтескье. В соседней комнате находились император, его мать, сестры, господа Корвисар, Бурдье и Иван.

Император часто навещал императрицу и подбадривал ее. Во всех комнатах и помещениях дворца все с напряженным вниманием, взволнованно и шумно обсуждали главное событие дня; и каждый, чтобы опередить других, стремился первым узнать новость о рождении ребенка. В пять часов утра, поскольку ситуация с императрицей не изменилась, император приказал всем пойти отдохнуть, а сам отправился принимать ванну, ибо чрезмерное волнение, не оставлявшее его, настоятельно требовало хотя бы минуты отдыха, чтобы сбросить с себя нервное напряжение.

Первые боли императрица почувствовала накануне вечером — 19 марта 1811 года. Они были терпимы до самого рассвета 20 марта, когда вообще прекратились и Мария Луиза смогла заснуть. Г-н Дюбуа придерживался того мнения, что не следует ожидать родов в течение ближайших двадцати четырех часов, и тогда император приказал всех отпустить.

Через час, когда император вернулся в свою комнату, императрица проснулась с такой болью, что рождение ребенка ожидалось с минуты на минуту. Однако доктор Дюбуа пришел к выводу, что роды будут очень тяжелыми и что ему придется иметь дело с одним из самых редких и опасных случаев. Император пребывал в состоянии полной безмятежности, когда г-н Дюбуа неожиданно открыл двери его комнаты и, охваченный сильнейшим смятением, объявил, что начало родов внушает ему очень серьезную тревогу.

Не дожидаясь объяснений, которые доктор собирался было дать, Наполеон вскрикнул от всей души: «Прежде всего спасите мать!» Затем, выпрыгнув из ванны и наскоро запахнувшись в халат, он бросился вниз по лестнице в комнату императрицы, преследуемый по пятам доктором Дюбуа. Наполеон подошел к постели императрицы и, скрывая свое волнение, нежно обнял ее, стараясь приободрить ласковыми словами.

Присутствие императора и хладнокровие, царившее на его лице, хотя в глубине души он переживал смертельное беспокойство, придали силы доктору Дюбуа и возродили его мужество. Доктор предложил, чтобы для консультации были вызваны лучшие врачи. Император отказался, заявив доктору, что он выбрал именно его, потому что доверяет ему, а к императрице следует относиться так, словно она — жена обычного мужчины.

Дюбуа приступил к болезненной операции с искусством и самообладанием, которые его, к счастью, отличали. Работа продолжалась недолго; ребенок сам заявил о себе, прежде всего ножками. Боли, испытываемые императрицей, усилились еще больше. Она была в ужасе и кричала, что все хотят пожертвовать ею. Дюбуа понял, что вынужден прибегнуть к помощи хирургических щипцов, чтобы высвободить головку ребенка. Наполеон, страшно переживая в душе, наблюдал за этой болезненной сценой, воодушевляя всех присутствовавших своим мужественным поведением.

Наконец, после многих попыток и в самой кульминационной точке испытываемых страданий, с таким нетерпением ожидаемый ребенок появился на свет. Это был мальчик, бледный, неподвижный и, судя по всему, безжизненный. Несмотря на все меры, принимаемые в таких случаях, ребенок в течение семи минут не подавал никаких признаков жизни. Император, стоявший перед ним, молча и с глубочайшим вниманием следил за каждым движением акушера, когда, наконец, он увидел, как приподнялась грудка ребенка, его рот раскрылся и произвел выдох. Наполеон боялся, как бы этот выдох не остался первым и последним, но крик, вырвавшийся из легких ребенка, подсказал ему, что его сын обрел жизнь.