Вениамин Додин - Беглецы

…Только мы привели японцев на Борёму, только нагрели зимовье и поужинали — лайки наши кинулись в тайгу! Через несколько минут в тепло избушки вбежала–упала Оля Соседова: — Отто передал, что милиция приготовилась вместе с поссоветом «Юга» к облаве на Каимбе! И хотя там никого нет, и вся их затея — впустую, — это сигнал! И не стоит ли увести японцев дальше — в Ленард'ово зимовье на Сухом Питу? На всякий случай он, Ленард, ушел туда, приготовить…

Аркадий снова вспылил: — Ну, чего забегали–засуетилися? Ну облава на Каимбе! И хрен с имям! — Пусть там, в двухстах километрах от Каменки–вершины бродят, — дуракам полезно. А если мы вот так вот будем мельтешиться «туда–сюда»?… Делаем, как задумали. — Ты, Оля, возвращайси. У тибе на ети дни забот хватат. Давай, заправьси, попей чайкю — и домой! Михаилу — привет!…

Мог ли я тогда знать, что в это самое время, из верховий Черной речки, что лежат в глухих болотных урочищах Мурожинского хребта, — на запад от Раздольного, — Михаил Соседов вторые сутки ведет к далекому Аркашиному зимовью на Каменке, у Медвежьей пади, откуда мы с японцами ушли три дня назад, еще одну группу беглецов — русских…

В начале августа 1951 года, когда я только рубил свой дом на благословенной Ишимбе, трое заключенных — военнопленных немцев бежали из лагеря «Стрелка». Там на левом берегу Ангары, — у самого ее впадения в Енисей напротив села Широкий Лог обосновалось секретное Урановое Предприятие. Бежать из его наглухо закрытой территории, охраняемой несколькими зонами плотных ограждений и укрытой замаскированной таежными массивами, было, практически, невозможно. Но пленные немцы этого не знали. И готовились к побегу. План их был предельно прост: добраться вплавь до идущих на юг, к Красноярску, самоходных /или буксируемых/ барж, и, спрятавшись на них, подняться к Транссибирской магистрали. А там… Там выручит не плохой русский язык одного из них — Ставински, который передставится сопровождающим группы глухонемых, едущих на лечение в Москву… План был настолько детским, абсолютно не учитывающим реалии, что я не берусь его критиковать. Он был прекрасен, как идеи Мюнхгаузена. Он только не включал «мелочей»: наличия нескольких непреодолимых для человека зон, температуры воды в Енисее в августе, высоты бортов «плавсредств» на Енисее, как, впрочем, и скорости течения на этой реке; он не принимал во внимание системы оперативных заслонов, постоянно стерегущих все живое на воде и вдоль берегов, насыщенных всякими «специальными» предприятиями и «учреждениями», не учитывал ответственности — при чем, персональной — за все живое, что может оказаться на борту этих самых плавсредств: тюрьма грозила капитану, матросу, повару даже за свидетельство «очевидца», что к его посудине подплывал посторонний… О том, что ждало беглецов в Красноярске, страшно говорить. О всем этом готовившиеся к побегу немцы не имели представления. Видимо, потому… побег удался…

Капитан Каштанов, заместитель начальника лагеря, задумал построить себе отдельный дом без «вида на зону». Так сложилось, что все, даже самое высокое начальство Предприятия жило с семьями в длинных, унылых бараках, ничем внешне /и в какой–то степени, изнутри/ не отличавшихся от тех, в которых в зонах лагеря были размещены заключенные. В окружавшем всех горном лесу Каштанов с супругой выбрали для себя полянку на его опушке, — райское место с видом на десятикилометровую ширь Ангары. На затею тотчас же клюнули Директор Предприятия и его заместитель по режиму вместе с командиром охранявшего зоны конвойного полка, — триумвират, выше которого был только сам Берия. В одно из редких «свободных» воскресений, когда вместо шахт заключенным «предлагается» тотальный общелагерный шмон, колонну пленных немцев выстроили в сторонке. Каштанов, не новичок в таких «проектах», скомандовав «вольна-а!», обратился к ним с не совсем обычным вопросом: — Граждане заключенные! Есть ли среди вас мастера, которые могут сделать, например, скрипку, или, допустим, пианино?… Если найдутся, то — «шаг вперед!«…

По строю немцев прошел удивленно–восторженный ропот. Строй заволновался. Из него вышел человек средних лет с лицом Рейнеке—Лиса:

— А инструмент дадите? Без инструмента пианино или скрипку не сделать…

— Дадим! Дадим! Всё дадим. — Поспешно ответил Каштанов. — Будет вам инструмент высшего класса!

— Тогда другое дело! — И человек пятнадцать, протолкнувшись сквозь строй, вышли вперед. Поляков скомандовал остальным «кр–ругом!» «На аппельплатц мар–рш!» /В 1945 году он был начальником лагеря для денацифицируемых в Ростоке/. Мастерам, взявшимся делать музыкальные инструменты, он тоже приказал построиться и в сопровождении самого командира полка проследовать…. на ту самую полянку–опушку. Здесь он самолично выдал всем по… плотницкому топору и новенькому комплекту плотницких инструментов. И приказал пораженным скрипичным мастерам: — Вот, ребята! Срубите мне четыре дома по проекту вот этому… Чтобы были дома — как скрипки! Играли чтоб и звучали, значит!… Он шутник был, Каштанов!… И так как рубить предстояло не казенщину, а свои дома, он пообещал: — Испортите материал, — срок я вам обеспечу. Сделаете по–доброму, по–немецки, значит, — скошу срока. За мною не пропадет. Ну, а покамест рубите, — обеспечиваю надлежащее питание с премблюдом… Валяйте, работайте…

Из четырех друзей в "'скрипичные мастера» попали только двое: Хорст Ставински, до войны житель Лейпцига, и баварец Эрих Штуббе. Бывалому и разбитному горожанину Ставински пришлось «подкатиться» к Каштанову и объяснить, что по сравнению с другими, житель Эссена Юлиус Штейнгардт — куда как лучший специалист по внутренней отделке вилл, а в связи с преклонным возрастом гражданина начальника это обстоятельство в Европе очень ценится… И без Гуго Якобсена не обойтись: сразу надо будет заняться ваттерклозетом, а без него, что — пожилой чете уважаемых людей бегать «за нуждами» на улицу, в мороз?

…Как это бывает очень часто, когда, наконец, подвернулась возможность бежать, вся тщательная подготовка пошла насмарку…

Неожиданно, бригаду Якобсена «кинули» на шахтную аварию. Запрятанные в дорогу продукты остались в жилой зоне. Пошли проливные дожди, стало холодно, река увиделась друзьям более страшной, чем лагерная жизнь, в последнее время скрашенная приятной работой на полянке и приличными харчами на обед…

В тот день, перед самым их съемом /а их теперь снимал последними сам начальник режима/, на площадке Предприятия оглушительно взорвалась автоцистерна с бензином. Тотчас огонь перекинулся на расположенный тут же склад горючего… Сигналы тревоги прокатились по производственным зонам. Затрезвонил и телефон на вахточке зоны «Соцгородка» /так мило было названо место возведения блатных особняков/. Старший конвоя, прихватив с собою четверых солдат и оставив с немцами двоих, кинулся выполнять приказание. Опустилась ночь, еще более темная, непроглядная здесь, на берегу реки, на фоне огромного факела пожара, пылавшего в полутора километрах за таежным массивом. Солдаты не отрываясь глядели на всполохи огня, обсуждали его возможности спалить Предприятие. Немцы, сгрудившись, прогнозировали тоже самое… Лучшего времени для побега нельзя было представить! И Трое беглецов, никем не замеченные, свободно подползли под проволоку зоны и спустились к Ангаре. В полукилометре ниже светился редкими огнями поселок Стрелка. И лодок на берегу было — не пересчитать. Немцы отвязали небольшой шитик, прыгнули в него… Тотчас течение их подхватило, понесло… Нескольких минут не прошло — они очутились почти на середине реки… Огни поселка померкли за отсветом пламени пожара… Еще немного времени — они увидали другие огни впереди: то было село Широкий Лог на левом берегу Енисея… Они решить что–либо не успели, как их лодченку упруго и мощно подхватил Енисейский поток… Дождь кончился. Ветер разогнал облака. Они неслись вниз, к северу, туда, где впереди, в звездном мраке космоса мигала им таинственно и многозначительно Полярная звезда…