Вениамин Додин - Монолог Нины

Не знаю, что было бы дальше. Но тут, вдруг, — по всей России, по Сибири, по району, — прошелестело тихо, «шепотом» сперва, и тотчас громыхнуло набатом, как в колокола или в рельс колуном — слухами и даже листовками, и местными районными газетками, н е в е р о я т н о е : « Е в р е и о т б и р а ю т у н а ш и х р у с с к и х н е м ц е в Волжскую республику!». Отбирают их «землю, которую они за два, а где и за три столетия, превратили величайшим трудом в житницу России!»… «Отбирают имущество!»…

Хотя имущество растащено было без евреев ещё назад три года — на другой день по депортации.

Быть не может!

Но нет дыма без огня!

Прав был дедушка Мишель Гирш: Мерзавцев меньше не стало. Оказалось, что эту мародёрскую идею — организацию ненемецкого «очага» на территории «бывшей Республики немцев Поволжья», высказал не кто–нибудь. Но тот же вездесущий «известный» поэт, что призывал гнать «на бойню» и «с верёвками на шеях» несчастных своих соплеменников — подсудимых на процессе Пятакова! Фашиствующий — иначе, как скажешь(?!) — деятель. Член такого–то растакого–то «…антифашистского» Комитета, «искренне, — как об этом тогда вещали доброхоты, — и глубоко убеждённый, что это явится актом величайшей исторической справедливости!».

Но ЧТО «АКТ величайшей исторической справедливости» ПРЕДПОЛАГАЛ тогда, в 1944 году? Предполагал окончательным ограблением завершить окончательное ограбление уже и без того окончательно ограбленного раскулачиваниями 1929–1933 годов, и депортацией 1941 года, народа–трудяги.

Получалось: воспользовавшись трагическим положением российских немцев, «некий» народ–мародёр нацеливается территорию Республики присвоить. «На законном основании», — как выморочное имущество, — её умыкнуть. Мошенническим путём прибрать к рукам не принадлежавшую ему никогда великолепно обихоженную владельцем её, и ставшую потому бесценной, землю. Единственную в своём роде в России производственную, обрабатывающую и хозяйственную недвижимость. Если не растащили уже — уникальный машинный парк и сельскохозяйственный инвентарь. И, наконец, жилые дома, дворовые службы, системы мелиорации, водо- и энергоснабжения, так же — до депортации — созданные и принадлежавшие прежним их хозяевам.

А ведь «некоему» народу — хотя бы и в эйфории предвкушения — не мешало бы предположить, что наступят иные времена. И униженные русские немцы воспрянут. Частью даже останутся в России и займут подобающие им места в новом её обществе. Частью подадутся в Германию к себе. «К себе!», ибо злосчастную судьбу соплеменников на прародине в чём–то разделили. И там с омерзением заметят сбежавших туда и, как всегда, «не помнящих» прошлого старых знакомцев. Из 1944 года — тоже! Понаблюдают, между делом, за вызывающим оторопь, но предсказуемым, активным мельтешением дорогих гостей у наработанных поколениями немецких Erznaren жирных кормушек с социальными благами. За которыми — не иначе — и рванули они туда, где не истлели ещё кости матерей их и отцов. А чуть позже дождутся их у Старой Мышеловки с «бесплатным» сыром. У самой той, в которую тоже «ничего не помнившие» родители их, однажды, уже угодили…

Доброе будущее уготовили себе в Европе дорогие гости!

На наше немецко–русское счастье выболтанная «известным» поэтом и комитетчиком заманчивая идейка не замеченной не осталась. И самая передовая в мире Московская «общественность» на первом же публичном междусобое «по Ближнему Востоку» в лектории Политехнического музея, крайне возбуждённая открывшимися перспективами, атаковала лектора прямым — в лоб — вопросом: — «Каково отношение официальных органов к национальной проблеме… народа…» — Я эту часть не помню в подробностях… Но, вроде так: — в свете предложений «известного» народного поэта?» — А дальше помню:

«Почему не организовать в пику Палестине автономную республику у нас, в СССР? Что у нас, земли мало?» — Вот это вот помню точно!: — «Что у нас земли мало, что ли? Крым, к примеру. Он уже два года как абсолютно свободен совершенно! Или бывшая Республика Немцев Поволжья!».

Об этой заявке на грабёж узнали мы одновременно почти с прозвучавшим по стране её «негласным» оглашением. Кроме нашего — русско–немецкого — наличествовал тогда ещё и чисто русский народ. Он тотчас и донёс до нас «благую весть» о готовившемся мародёрстве.

Слава Богу, наши «старшины» догадались самим не возникать. Война всё же… И всё такое прочее… Неудобно… Важно, что «акт величайшей исторической справедливости» известного козла–провокатора Маркиша Россию «достал». Она этого ни ему, ни тем, кто за ним стоит, уже не спустит. Мешать только не нужно… А тут известны стали и два комитетских письма Сталину и Молотову о Крыме, только–только «освобождённом» от извечных насельников его — татар. А вслед, — говорилось, всё за той же датою отправки — от 15 февраля 1944, — ещё одно, четвёртое письмо. И тоже Сталину. «О размещении имя рек Советской Социалистической Республики на землях, высвобождающихся в результате проводящейся депортации на Восток контингентов врагов народа чеченцев и ингушей…»

Ну, прям — не «известный» поэт, а штатный орудийный расчёт! И не комитет за ним «антифашистский» — «установка залпового огня»!

Письмо это видела сама! Сама читала! В нём — что ни фраза, то — «Нефть!», «Нефть!»… Одна нефть. О народах — ничего. Ни о том, что должен грабить. Ни о тех — кого грабить намереваются… С ума сойти!… Запомнила его на веки. Хранил экземпляр один из руководителей депортации, бывший первый секретарь Чечено—Ингушской (АССР?) Ян Саулович Левитин, весной 1957 года передававший Бену Акташский Горно–металлургический комбинат в Горном Алтае.

У Бена — копии всех этих писем. И реквизиты. А факсимильные экземпляры — в совершенно уникальном «Собрании советских Монстров» из коллекции дяди Шуры Голованова.

Полвека собирал он их и хранил. И как–то обмолвился:

— Я вам скажу следующее дело, — такая у него «присказка» была, — они

сами себе вынесли приговор! Сами его и подписали! Решили: Всё! Нет больше такого народа — «советские Немцы»! И «имущество» его потому выморочно!

Ни хрена! Никакое оно не выморочное! Народ немецкий жив–здоров. Вчера сослан. Завтра возвращён — возвращён же!… А эти… — они всё понимали. Не вовсе и не все олухи. Но — наглецы-ы! Прикинули: если выморочное имущество по нашим законам принадлежит государству, они, — «пострадавшие от Гитлера», — письмами этими — наперёд всех — первые и к корыту за «компенсацией»! А другие, если объявятся, — кто тоже лиха хлебанул, — этих «Вас тут не стояло!»…

Не объявился никто… Да и объявиться–то как, если страна, народ, пяти

десятков миллионов, почти что, не досчитались!… Если русский генофонд выбит чуть ни начисто! Если Небывалая случилась Катастрофа самой России…