Вениамин Додин - Навстречу солнцу

Не побоюсь сказать и такое: живи Хейхациро Того в 1941 году, он ни в коем случае не допустил бы осуществления «Провокации Века», в результате которой «сам» император решил начать Пёрл Харбором войну с Соединёнными Штатами Америки!

Мастер разгадывать «азиатские хитрости», дядька — сам до мозга костей азиат — легко раскусил бы сталинский «ход», как всегда у этого чудовища двойной: нейтрализовать на своём Востоке нас, и втянуть Америку в войну против Гитлера на Западе… Но уже давно не было разгадчика загадок. Что бы он посоветовал императору в то непростое время, я знать не могу. Могу лишь предположить: по–прежнему сидеть тихо на островах и ждать развязки — азиаты–то, чего–чего, ждать умеют!…

Действительно, ход, сделанный Сталиным, гениален: в дни, когда разгром России был неминуем, придумать такое и заставить наших ослов, не чуявших беды, сломя голову, кинуться в омут! Как же это так?! Этого историки не знают до сегодня, хотя им доступны все документы тех лет…

Что бы Хейхациро посоветовал Хирохито, повторюсь, я знать не могу. А если всё же предполагаю, то это уже будет нечто от пресловутой сослагательности, против чего выступают все учёные. И, тем не менее, я готова иногда играть в эту игру: думаю, Хейхациро не допустил бы Перл Харбора.

— Да, да, уважаемая Иосие–тян, и я так думаю. Но ополоумевшие от успехов в Юго—Восточной Азии ваши генералы бросили бы Квантунскую армию на советский Дальний Восток. И судьба Сибири, самой России, стала бы несколько иной. Где бы они остановились? Ведь Гитлер, вынужденный войти в СССР, похода за «Восточный Вал», — за «линию» Архангельск—Астрахань, — не планировал! — Так, ай нет?, — как говаривал мой сибирский приятель Аркаша Тычкин.

Сам я, уже не гражданин России, такой «выход из положения» не приемлю. Какой же это, к чёрту, «выход»: вы, до 1945, бандиты, — в России?! Там такого и без вас хватает. При всём уважении к Японии, к Вам, моя Иосие–тян, Ваши соотечественники устроили бы меня в России в качестве званных гостей, или… всё тех же военнопленных. Да, да, именно в таком качестве. Вряд ли они были бы желательней других оккупантов. Для меня, во всяком случае. Но сегодняшних, испытавших Хиросимскую Катастрофу, я бы на Курилах приветствовал. Пусть в качестве акционеров, если не хозяев.

Что до помутившей сознание мамы встречи с человеком, «расстрелявшим в Цусимском проливе Второй Тихоокеанский Российский флот, и с ним тысячи русских матросов, офицеров и адмиралов…» — что тут скажешь? Ясно, Цусима не «Бакинский этап», в котором в тылу погибло в 22 раза больше тех же российских солдат и офицеров, чем у Цусимы, только смертью куда как более страшною! Дико, но посейчас, через полстолетия, этап этот не отыскал ещё своего — кроме меня — историографа. И потому, верно, не внесён пока первым по числу погибших в перечень поразивших человечество результатов величайших трагедий на воде: Саламинскому — у Пирея и Афин, в 480 году до нашей эры, где Фемистокл затопил флот персидского царя Ксеркса; при Лепанто в Адриатике в 1571 году, в котором под водительством дон Жуана Австрийского флот христиан сжег флотилии египтян и сарацин; у Трафальгара в Гибралтарском проливе в 1805 году, когда адмирал Нельсон, уже потерявший глаз, и руку, прежде, чем погибнуть, уничтожил громадную испано–французскую эскадру адмиралов Гравина и Вильнёва; наконец, 14/27 мая 1905 года у острова Цусимы в проливе того же названия, когда мамин «знакомый адмирал» Хейхациро Того расстрелял, разнеся в куски, три десятка «до зубов» вооруженных броненосных кораблей российского флота, явившегося «раздолбать япошек!».

Да, безусловно — Цусима — не «Бакинский этап». «Бакинский этап», это Апофеоз победоносной войны сталинского режима со своим собственным народом. Только процесс убийства происходил здесь не под грохот орудийных залпов и не под вой разлетающихся осколков рвущихся снарядов, а в мертвящей тишине стальных, наглухо замурованных танков, в свою очередь, отсечённых от белого света стальными же бортами погребальных барж. И не в быстротечном морском бою, а в бесконечной череде восьмимесячного волжского пути… Однако, после гибели «при Цусиме» около пяти тысяч россиян Россия сломалась;. А гибели в «Бакинском этапе» 110 тысяч русских солдат и офицеров, отстоявших Сталинград, не заметила. Как не заметила гибели 8 декабря 1991 самой себя…

Цусима — впечатляющая воображение морская баталия, но только количество погибших участников её, вместе с когда–то павшими во всех перечисленных «поразивших воображение человечества» сражениях на воде, не идёт ни в какое сравнение с числом убитых в баржах «Бакинского этапа».

И, тем не менее, Цусима — это ошеломительный удар, в конечном счёте сокрушивший Россию и приведший её к катастрофе 1917 года. Однако же, вовсе не адмирал Того тому виною, хотя он, безусловно, привёл в исполнение Приговор Истории. Виной трагедии в проливе, впрочем, как и на театре Русско—Японской войны в Манчжурии, в целом, — исчерпавший отведенный Судьбою ресурс хозяйничания в России режима Романовых. Того самого режима, что «позволил себе» сперва содержать во главе Главного Морского штаба самодура и воинственную бездарность Рожественского; допустить, чтобы она оценивала и утверждала бредовые «стратегические решения»; поручить ей командование огромной эскадрой, восемь месяцев, как «Бакинский этап» по Волге, проболтавшейся в вкругафриканском походе; и, наконец, разрешить ей, — обладательнице «железной силы воли», — подставить суда Второго Тихоокеанского флота под орудия адмирала Того, оконфузиться, струсить, потерять все суда и их экипажи, предать честь России; и, наконец, сдаться безвестному японскому офицеру, командиру миноносца «Сазанами» капитан–лейтенанту Айба, забыв о вверенных ему кораблях с истекающими кровью моряками, и… спастись, спрятавшись в плену.

… Всё это, связанное с Цусимою и её «архитектором» Хейхациро Того, меня теперь мало трогало. Как–то ближе и существенней были сетования моей собеседницы Иосие–тян. Связаны они были с её садом, о котором я уже упоминал. Дело в том, что со времени, когда в нём отдыхала мама, «кое–что» изменилось: над пожухлыми вершинами некогда роскошных деревьев нависали… огромные, прямо циклопические /в сравнении со ставшим малюсеньким и жалким домиком, в котором когда–то случилось взволновавшее маму событие/ короба многоэтажной транспортной эстакады–развязки, склёпанные из мощных стальных балок, покрытых «кубовой» краской.

Но цвет «морской волны», превращающий суда в невидимки, не снимает с этих многотысячетонных монстров их раздавливающей функции современного японского городского пейзажа. С самого начала описания моего пребывания в этой замечательной стране, поражающей совершенно неповторимой по пышности и красоте природой, я дал себе слово не обеднять увиденного. Потому и нет у меня описания записных красот этой удивительной островной державы. Когда–то, в романе «Путешествие вверх по Красной реке» я уже рассказал о них в повести о маминой юности…