Вениамин Додин - Поминальник усопших

Для спасения моих родителей Маннергейм «поднял» всю «Президентскую рать»! Через финские спец службы «вошел» даже в полусоветский АРКОС в Лондоне. Через АРКОС же — не сразу — но вышел на агентов, а за тем и на штабы, «за семью печатями» рейса «PASTEUR-а» (узнав с огромным удовлетворением, — счастливый, — о планируемом заходе экспедиционного судна–лидера в Архангельск!). Лично познакомился с руководителями самой «Трансарктической Экспедиции Красного Креста и Иоанитского Ордена Госпитальеров». Из первых рук получил сведения об особенностях принятой ими схемы прохода каравана на Восток Северным Морским Путём, с прогнозируемым скандинавскими синоптиками и гляциологами временем выхода его в Тихий океан — в Большой Мир. Решил, что для его Фанни и мужа её то будут варианты оптимальные. Наконец… дал всей «затее» своё «Добро!». Тем самым обезопасив и устроив, — Волею Всевышнего (его выражение!), — свободную и, что уже точно — точней некуда, предельно активную жизнь его друзей на всё непредсказуемое время плавания по Мировому Океану Большого Госпитального Корабля. В сущности, Нового их — Богоданного — Дома. Дома с персональной действующей клиникою для «Хирурга Божией милостью». Библиотекою, с одним из виднейших шведских библиографов профессором Эриком Мисса, для супруга её — учёного. И с наисовремённейшей радио обсерваторией (системами связи) с ним. Надёжнейшим убежищем на всё непредугадываемое ими, и друзьями их, время всё ещё никак не продумываемых всерьёз путей поиска нас с братом. Без чего, — конечно же, — вся эта многосложная, удивительная и, в принципе, замечательная затея Густава по временному, хотя бы, оставлению России была бы… не для наших мамы и отца…Людей глубоко и искренне верующих. Постоянно сверяющих намерения свои с Великими России, внимающими им с небес…

***

…И вот она — самая значительная самооценка практического результата всех неимоверных усилий их Финского Друга — первая радиограмм Его в адрес родителей моих (На которую мама ответила всем, чем тогда могла — слезами): — «Родные! Счастлив!»…

Об этом рассказала сама она в декабре 1953 года в моём зимовье на Ишимбе. Об этом рассказал Карл Густав Эмиль–младший (племянник мой и внук Маршала) во время второго его приезда к нам с Ниной Оттовной в Москву

…В полдень неяркого полярного дня 28 июля 1932 года Архангельск, заполнив гавань, торжественно и шумно провожал в Арктику ледокольное судно «АЛЕКСАНДР СИБИРЯКОВ» под командой Владимира Ивановича Воронина. Экспедицию на нём возглавлял знаменитый Отто Юльевич Шмидт, коллега и товарищ отца по математическим обществам и Физмату Московского университета.

А в 22 часа на 1 августа, — сопровождаемый танкером «КЛОТО» и рефрижератором «ЛАХЕЗИС», спокойно и тихо, с погашенными габаритными огнями, ушел в океан и «LUI PASTEUR». Командовал экспедицией сын сподвижника Нансена и руководителя первого Карского похода АРКОСа капитан Эрих Свердруп…

На Баренцевом и Карском этапах маршрута их, как и «СИБИРЯКОВА», страховал ледокол «ЛЕНИН». Это был перекрещённый, — при подготовке Карской ещё экспедиции, — ледокол «АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ», в конце Первой мировой войны построенный в Британии по заказу Русского правительства…

Менее чем через два месяца «PASTEUR» и оба сопровождающих его судна без происшествий завершили поход на Восток. Для чего прошли Белое море. Море Баренцево. Южнее Новой Земли вошли в Карское море. Проливом Вилькицкого — в Море Лаптевых. Обойдя с Юга остров Котельный, вошли в Восточносибское море. Южнее острова Врангеля вошли в море Чукотское.

…Было это 22 сентября. Их Госпитальное судно проходило Беринговым проливом на траверзе островка Little DIOMEDE — островка Американского. Внезапно заговорило аварийное радио: голосом Карла Густава Маннергейма оно сообщило буднично о Свободе, которая для них наступила.

Когда же несколькими часами спустя они отсалютовали сиреной проблесковому маяку «Kape PRINCE of WALES» на Seward Peninsula — на самом Западном мысе Аляски, — из репродукторов по всему огромному их кораблю, и с маяка, возвышающегося на мысе, — душераздирающе и ликуя пронзительно зазвенели серебром римские литавры! И грянул могуче хорал Гимна Итальянского Рисорджименто «Va pensiere sellable donate» из оперы Набукко (Навуходоносор). Гимн борьбы за возрождение страны и её освобождение от австрийского владычества: «Лети наша мысль на золотых крыльях!» поют евреи, вырвавшись из Вавилонского плена…

Слёзы…Рыдания…Свобода! Но какова цена её?…

…Прошли на Юг, в Тихий океан. Далее они проследовали в Анадырьский залив. И на рейде в устье реки Анадырь стали на якоря…

Рейс «СИБИРЯКОВА» был не таким безоблачным.

Вообще, не под счастливой звездою спущено было на воду в 1909 году и окрещёно злосчастное судно! В этот раз Берингова пролива достигло оно через два месяца и четыре дня по выходе из Архангельска. Тоже, как до него и «LUI PASTEUR», прошло оно Северо–восточным путём в одно лето без зимовки. Но дался путь этот не легко: судно чудом прошло страшный мыс Шелагского, раздавлено — было — у мыса Биллингса, потеряло винт, и последний участок прошло…под парусами!…Рейс судна наречен был героическим. Таким он и остался в истории освоения Арктики…Однако, во истину героической была повседневная мирная трудовая жизнь этого судна до 1932–го года. И после, в годы до военные… И в первые полтора военных… В августа 1942 года, в Карском море, 33–х летний старик–ветеран полярного флота «СИБИРЯКОВ» оказался на пути широко, открыто и нагло пиратствовавшего в глубинах русской Арктики германского рейдера — «карманного» крейсера «АДМИРАЛ ШПЕЕР». И был им потоплен…

В навигацию 1932 года, — во время аварийных работ (по случаю потери винта) на злосчастном «СИБИРЯКОВЕ», — рацией «PASTEURа» получена была «международная» радёвка. Ею капитану Госпитального судна и старшему пилоту Алексееву предписывалось: «…случае необходимости взять на борт зпт профессору Петерсену оказать «гематологическую» помощь механику Бармину (Василию Фёдоровичу) матросу второго класса Баранову (Геннадию Семёновичу) тчк членов экипажа Сибирякова вернуть месту службы». Радиограмма подписана была капитаном аварийного судна Ворониным (Владимиром Ивановичем), судовым врачом Никитиным (Константином Александровичём) и Кренкелем (Эрнстом Теодоровичем) с позывными последнего «Р–А–Е-М», известными всему читающему газеты и слушающему радио человечеству…

Капитаном Кристианом Рехаузеном копия её тотчас легла на стол дежурившей по лазарету маме… Вот тут то вот как раз и следовало бы… «пожелать ей удержаться на ногах!». Ведь Эрнст Теодорович Кренкель был не просто её знакомым. Он близким другом был нашего соседа по дому в Доброслободском переулке у Разгуляя в Москве, и дальнего родича мамы — Александра Карловича Шмидта (им посвящены главы повествования о детства «Площадь Разгуляй»). И он хорошо знал меня ребёнком! Этого оказалось «не достаточным»: доктор Никитин несколькими годами прежде мамы, в 1912–м (он старше её на два года), окончил Медико- хирургическую академию. Проработал до «СИБИРЯКОВА» 11 лет в качестве морского и военного врача. И, как однокашник, не раз встречался с мамою на всяческих юбилейных сходках.