Аркадий Коровин - Салют на Неве
- Название:Салют на Неве
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1950
- Город:Ленинград
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Аркадий Коровин - Салют на Неве краткое содержание
В электронной публикации сохранено правописание, соответствующее изданию 1950 г.
Салют на Неве - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Завтра мы отправляемся! Спасибо, доктор. Тосенька, пойдем побеседуем о предстоящих делах.
Андрей и Тося ушли наверх, в сестринский кубрик, и просидели там больше часа. Утром, наскоро простившись со мной, они уехали.
Подошел Новый год, третья годовщина блокады нашего города. Первого января, только забрезжило голубоватое туманное утро, врачи обошли отделение и, не задерживаясь подолгу у кроватей, поздравили раненых с наступающим праздником. На всех тумбочках уже были разложены подарки, принесенные шефами на рассвете. Подарки не отличались ни богатством, ни красотой, ни особой добротностью. Это были скромные, мелкие вещи, каким-то образом раздобытые в ленинградских магазинах девушками шефствующей над госпиталем фабрики. Все уже привыкли к ним, к этим однообразным кисетам и портсигарам, но всякий раз ждали их с плохо скрываемым нетерпением. Кисточка для бритья, дюжина конвертов, кожаный кисет с табаком, пачка настоящей папиросной бумаги — все это до сих пор продолжало волновать воображение раненых. Правда, матросы хорошо владели собой. Они с деланным равнодушием косили глаза на разноцветные мелочи, небрежно разбросанные по столам, и не показывали виду, что такие пустяки могут хоть сколько-нибудь нарушить их душевное равновесие. Я делал обход в одной из палат. Мутный свет, струившийся через открытую форточку, смешивался с оранжевыми лучами электрической лампы. В углу палаты происходил приглушенный, сдержанный разговор.
— Вот, уважаемый мичман, тебе принесли почему-то конверты, — страдальческим голосом сказал краснофлотец Зуев своему соседу по кровати Павлу Ивановичу.
Никто из раненых не называл по фамилии этого пожилого, с проседью, человека. Из уважения к его почтенным годам (ему было за 50) и к трем орденам, приколотым к госпитальной пижаме, его называли Павлом Ивановичем.
— Вот тебе, Павел Иванович, почему-то дали конверты, — с горьким сарказмом продолжал Зуев, приподнимаясь с подушки и протягивая руку к торчащему под одеялом худому колену мичмана. — Однако ты никому не пишешь, вся твоя родня партизанит и не имеет почтового ящика. Девушки не интересуют тебя. Тебе, собственно, и писать-то некуда. Переписка начнется у тебя после войны или, в лучшем случае, после изгнания немцев из Украины. А мне шефы почему-то сунули электрический закуриватель, хотя я с самого рождения не курю и впредь не собираюсь отравлять себя никотином. Майор Пестиков часто говорил нам, что от курения наступает преждевременная старость и расслабление. Зачем мне нужна эта старость? Я и без нее как-нибудь проживу. Скажи мне, Павел Иванович, справедливо ли шефы распределили подарки? Мне кажется, это дело у них не совсем доработано.
Павел Иванович поднял голову, обросшую пышной копной серебристых волос, и строго посмотрел на матроса.
— Я на флоте состою 30 лет, а ты всего 2–3 года. Тебе ли меня учить, уважаемый матрос? (Он с чувством превосходства над новичком просмаковал слово «матрос»). — Раз мне предложили конверты и я от них не отказался — значит, так нужно, значит, я испытываю в них потребность. Шефам, милый, виднее со стороны, кому что дать. Может быть, я буду писать письма правительству или командующему флотом. Может быть, я решил внести какие-нибудь рационализаторские предложения. Разве тебе понять меня, старого моряка?
Павел Иванович подумал и не совсем решительно пробормотал:
— Электрозакуриватель ты мне, пожалуй, отдай, но на конверты, дорогой, не рассчитывай. Посылай своей девушке треугольнички. Это сейчас делает вся армия и весь Красный Флот. Они вполне аккуратно доходят до адресата. Я согласен, что, может быть, получается не то впечатление, но в твои годы нужно ориентироваться на другие, более высокие чувства. Я все это давно пережил, все эти сердечные штормы давно у меня отбушевали. Поэтому я хорошо тебя понимаю, дорогой мой товарищ.
Зуев взял с тумбочки закуриватель и отчаянным жестом сунул его в руки Павлу Ивановичу.
— На, мичман, закуривай! Кури за успех моего двенадцатибального шторма! Что же касается конвертов, то я без них действительно могу обойтись. Тебе они, возможно, нужнее.
Так быстро было достигнуто примирение.
Ни в учреждениях, ни на улицах, ни в булочных не стало видно людей, которых раньше называли «дистрофиками». Все они уже оправились от блокадного голода и снова вернулись в строй: на заводы, в учебные заведения, в библиотеки, в ожившие после долгого бездействия магазины. Слово «дистрофик» почти вышло из употребления. В домах появился свет, заговорило радио, побежала вода.
Однако ничто не говорило о том, что через каких-нибудь две недели под стенами Ленинграда начнется великое наступление. Приближение этого (под этим подразумевалась победа над опостылевшим и ненавистным врагом) всеми чувствовалось необъяснимым, внутренним, народным чутьем, которое всегда верно предугадывает истину и всегда правильно предсказывает ту или другую форму ее осуществления.
Город продолжал жить трудовой, напряженной, ни на минуту не затихающей жизнью. В этой жизни почти не произошло внешних, бросающихся в глаза изменений. Изменилось главным образом настроение людей, населяющих город. Сталин и партия своим предвидением грядущей победы окрыляли дух ленинградцев.
Люди стали смотреть на жизнь еще более уверенно и спокойно, чем раньше. Каждый наступающий день казался им лучше и светлее вчерашнего.
— Вот-вот, перетерпим еще одну-две недели, — говорили они, — и все хорошо устроится, все пойдет по-другому. Скорее бы отогнать проклятого врага, истязающего город вот уже целых девятьсот дней!
Вечером 31 декабря, в канун Нового года, многих госпитальных работников срочно вызвали на Васильевский остров, в один из наших госпиталей. В числе этих работников были Шура и я. Только садясь в машину, мы узнали, что нас ожидает получение орденов и медалей.
Трудно описать радость и счастье, овладевшие нами дорогой. Эти переживания стали еще более сильными в том высоком зале с колоннами, где мы получали награды. Новогодний вечер с его вечно новыми, вечно юными ожиданиями, высокая елка, красиво наряженная чьими-то заботливыми руками, — все это было празднично и прекрасно.
Поздней ночью, звеня орденами на длинных, еще непривычных для глаза лентах, мы возвратились к себе на Загородный.
…Прошло еще несколько дней. В одно серое, ненастное утро января 1944 года гигантский гул прокатился по городу. Такой сокрушительной орудийной стрельбы еще ни разу не было за время блокады. Казалось, страшный ураган налетел на притихшие, запорошенные снегом проспекты. Мы с Шурой выбежали во двор и стали зорко осматривать небо. Однако нигде не было видно взрывов, нигде не поднялось ни одного огненно-черного столба. Небо оставалось спокойным. И мы как-то сразу, радостно взглянув друг на друга, поняли, что это стреляют наши. В глазах Шуры вспыхнула счастливая искорка.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: