Михаил Лев - Длинные тени
- Название:Длинные тени
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1989
- Город:Москва
- ISBN:5-265-00897-7
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Михаил Лев - Длинные тени краткое содержание
Длинные тени - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Теперь, правда, спрос на Рейнча несколько убавился. Да и такого рода судебные процессы проходят все реже. К тому же появились новые адвокаты, владеющие своей хорошо оплачиваемой профессией не хуже Рейнча. Френцель остался ему верен и взял его своим главным адвокатом.
Новый судебный процесс начался в пятницу, 5 ноября. Проходя по коридору к залу заседания, Френцель услышал, что из совещательной комнаты доносится громкий смех. Что судьи большие любители анекдотов — всем известно. До начала заседания еще осталось шесть минут, и не грех малость развлечься. На утреннее заседание собралось много народа.
Как только Френцель вошел в зал, он услышал, как одна из женщин сказала:
— Вот он, нацистский убийца!
На суде надо вести себя спокойно, осмотрительно — это он решил твердо, тем не менее лицо его перекосилось от непроизвольного нервного тика. Усевшись на отведенное ему место, он надел очки и с равнодушным видом стал разглядывать публику. Женщину, которая встретила его язвительным замечанием, он узнал сразу. Это учительница Эльза Гутенберг. Восемнадцать лет тому назад, во время Хагенского процесса, она впервые привела в зал суда своих учеников. После этого они приходили еще не раз и до того, как в зале появлялись судьи, как сегодня, гневно выкрикивали: «Вот они, нацистские убийцы!»
На скамье подсудимых их тогда было одиннадцать человек. Сегодня он один. Тогда эта женщина была худощавой, теперь от ее худобы и следа не осталось. Она раздалась, но голос ее звучит так же громко. На человека, не знающего, с какими идеями она носится, может даже произвести благоприятное впечатление, но сам он ни за что не допустил бы, чтобы внуки воспитывались у такой учительницы. Как переполошенная наседка носится она от одного ученика к другому, и они слушают ее, широко раскрыв глаза.
Для этой Эльзы, хотя она и без желтой заплаты, Собибор самое подходящее место. Туда он и загнал бы ее, чтоб знала, как положено вести себя настоящей немке. Там бы она сразу позабыла обо всем на свете: не только о нелюдях, но и о самой себе.
Судебное разбирательство началось. В зале наступила тишина. Доктор Клаус Петер Кремер, председательствующий на процессе, спрашивает:
— Обвиняемый, ваше имя, отчество?
Френцель прикидывается, будто не расслышал вопроса. Судье приходится вопрос повторить, и Френцель почему-то задирает голову кверху, словно ждет, что кто-то с потолка ему подскажет, каким именем его нарекли, потом косится по сторонам и, поклонившись председателю суда в знак того, что наконец понял, чего от него хотят, отвечает:
— Карл Август Френцель.
Один из трех судей — Ганс Роберт Рихтгоф — отодвинул от себя какую-то бумагу и покачал головой. Это можно было истолковать и так: «Собираетесь здесь ломать комедию? Только как бы вам не просчитаться».
Неонацистам, задумавшим с самого начала превратить процесс в фарс, все это было по душе.
После того как председатель зачитал обвинительное заключение, суд приступил к допросу.
Перечислить все злодеяния, которые Френцель совершил, не под силу одному человеку. Два раза в неделю по четыре часа, а то и более длятся заседания. Горы документов непреложно доказывают вину этого палача, а он почти все отрицает. Он даже отказывается признать те факты, с которыми ранее соглашался.
Бывают такие дни, когда зал совершенно пуст. Никого уже не интересует то, что происходит в его стенах. Редко когда сюда заглядывает кто-либо из журналистов. Газеты требуют от них другого рода материалов.
Френцель придерживается заранее выработанной им тактики: он все отрицает. Чаще всего говорит явную ложь, реже — ложь и правду вперемежку. Иногда настораживается, скуп на слова, отделывается ничего не значащими фразами, но временами не может преодолеть желания показать, что он властвовал, повелевал людьми, и тогда он забывает о сдержанности, обстоятельно рассказывает, чем занимались его коллеги, правда, только те, кого уже нет в живых. Вот он, в голубом блейзере и серых брюках, стоит, опираясь на барьер, и отвечает на вопросы прокурора:
— Признает ли обвиняемый, что он часто пускал в ход плеть?
— Этого я не помню.
— Мы уже не раз имели возможность убедиться, что у вас отличная память. Я спрашиваю вас не о том, помните ли, а признаете ли вы, и ответ может быть однозначный: да или нет.
— Если да, то, значит, в этом была необходимость.
— Этот вопрос неоднократно вам задавали. Отвечали вы на него по-разному. Был и такой ответ, что терпеть не могли беспорядка и стремились во всем соблюдать симметрию. Это означает «да»?
— Если я иногда и был вынужден ударить кого-нибудь, то только порядка ради.
— Как вы считаете, допустимо ли, чтобы не на войне, не в бою человека убивали без приговора суда?
— Не знаю. Должно быть, нет.
— А в Собиборе вы чем занимались?
— Я выполнял приказания своих начальников.
— Каким образом вам отдавались приказания?
— Устно, только устно. Мне приказывал Вагнер, Вагнеру — Штангль, Штанглю, надо полагать, — Глобочник.
— В вашем присутствии Гиммлер, будучи в Собиборе, отдавал какие-либо приказания?
— Рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера я видел один-единственный раз. В моем присутствии он никаких приказаний не отдавал.
— Когда вы гнали людей на страшную смерть в газовые камеры, вы получали соответствующий приказ или делали это под свою ответственность?
— Подобные вопросы я категорически отвергаю. Не я один был непосредственным исполнителем акций по ликвидации. Уверяю вас, мы делали все, чтобы ликвидация проходила как можно гуманнее. У нас для этого были первоклассные специалисты.
Сказал и тут же спохватился. Еще до этого он подумал, что никому нет дела до того, любит он или не любит порядок и симметрию. Такими ответами он себе только навредит. Но какое значение имеет то, что он упомянул слово «симметрия», по сравнению с тем, что он только что сказал? Профессия его подводит. На киностудии кадры, которые по какой-то причине не годятся, вырезают, обходятся без них, а при необходимости снимают другие. Здесь же, на суде, все стенографируется, и, если ты наговорил лишнего, уже не исправить. Как говорят, что написано пером, не вырубишь и топором. На предыдущем процессе у него было достаточно времени, чтобы осмотреться, обдумать, какое впечатление оставляют ответы его коллег, делать выводы, а тут… Хорошо еще, что ему разрешили сесть и он некоторое время может не отвечать на вопросы. И все-таки его гложет досада на самого себя. Кто его просил упомянуть Вагнера, Штангля, Глобочника, зачем было склонять их имена? Этим он только дает возможность обвинителю потянуть ниточку в обратную сторону и вину за убийства в лагерях смерти взвалить на одних лишь непосредственных исполнителей. Заявил же Штангль на процессе в Дюссельдорфе в 1970 году: «Лично я к газовым камерам касательства не имел, сам я никого туда не загонял». Тогда кто же? Как — кто? Френцель, Болендер, Нойман, Грейшуц. В живых остался он один, так что в него одного бывшие узники будут тыкать пальцем и доказывать фактами, что свои обязанности он выполнял куда усерднее, чем это от него требовалось.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: