С Голынец - Иван Яковлевич Билибин (Статьи • Письма • Воспоминания о художнике)

"Мои "Русские народные сказки" навсегда определили дух и направление всех моих работ, а это, в свою очередь, создало мне известную репутацию, привлекавшую спрос на мои работы. Как вы думаете, — сказал он, — должен ли и мог ли я, имел ли я право не ответить полной отдачей тому, чему я посвятил свои работы? Конечно, не имел права и не хотел этого. И заметьте — Г осу дарственное издательство могло бы поручить мне и "Демона" и "Мцыри" того же Лермонтова, но заказало именно "Купца Калашникова", ибо знало, что мне, Билибину, он ближе по своему духу и строю. Да и архиепископ Парижский, заказавший мне эскиз тиары для себя, обратился ко мне лишь потому, что, имея, может быть, десятки тиар всевозможных рисунков и стилей, он не имел тиары "а-ля рюсс", которую, по его мнению, мог ему сделать только я. И я почитал своею святой обязанностью полностью оправдывать то доверие, с которым обращались ко мне, поручая ту или иную работу, так или иначе связанную с моей "репутацией". Представьте себе такой случай: вы взяли билет на концерт Шаляпина, зная наперед, что услышите в его исполнении и "Персидскую песнь" и "Как король шел на войну", вещи, которые вы уже, может быть, слышали не раз в его исполнении. И вдруг, вместо ожидаемых от него вещей, он спел бы несколько цыганских романсов и арий из оперетт! Пусть он спел бы их даже блестяще — он все мог, но вы были бы разочарованы, вы были бы обмануты в своих ожиданиях, не правда ли? Так и со мной: если мне поручают ту или иную работу, я всегда стараюсь точно ответить на то, чего от меня ждут. Что же касается моей кажущейся ограниченности, то когда вы будете в Ленинграде, то приходите ко мне, и я покажу вам то, что я показываю своим друзьям".

На другой день он уехал в Ленинград, и мне уже никогда не пришлось увидеться с ним. Что же касается вещей, которые он обещал мне показать, то я их увидел (вероятно, далеко не все) уже здесь, в Москве, на его посмертной выставке.

Да, Билибин был художником всесторонней и большой культуры. Его творчество не исчерпывается кругом работ типа "Русских народных сказок" или "Песни про купца Калашникова".

Стрельчиха перед царем и свитой. Иллюстрация к сказке "Поди туда — не знаю куда". 1935.

К. Д. Воронец-Попова

Высокого роста, худощавый, интересный человек. Брюнет. Небольшая бородка, которая ему очень идет. Слегка заикается. Когда говорит, немного приподнимает голову, чаще мигает. Неправильность речи придает ему своеобразную привлекательность. Говорит очень хорошо — образно, интересно.

Иван Яковлевич знаменитый художник. Его работы мы знаем. Они нам очень нравятся, мы восхищаемся ими. Мы — это Нелли Попова и я. У Нелли много апломба — слава Ивана Яковлевича ее не смущает. А я робею. И даже очень.

Осенью 1911 года Иван Яковлевич преподавал в школе Общества поощрения художеств. Он вел класс графики и младший класс композиции. Нелли начала заниматься композицией, очень увлеклась уроками Ивана Яковлевича и возмущалась, что я никак не могу решиться на этот шаг — начать заниматься.

Иван Яковлевич приносил на занятия большие листы с фотографиями орнаментов в стиле ренессанс. Начинающим он предлагал заполнить треугольник или квадрат орнаментом, пользуясь этими фотографиями. Перешагнувшим это испытание разрешалось выполнять задания на очередную тему. Я перешагнуть никак не могла. (Зачем? Для чего? Эти несчастные треугольники меня замораживали.) Но я аккуратно ходила вместе с Нелли на все занятия, высиживала уроки, с начала до конца внимательно выслушивая все объяснения и указания Ивана Яковлевича, касающиеся чужих работ.

Вслед за уроками композиции мы начали посещать и уроки графики.

Иван Яковлевич очень редко сам поправлял работы учеников. Но разбирал он их очень тщательно. От его внимания не ускользала буквально ни одна необоснованно проведенная черточка. Он требовал гармоничной лаконичности рисунка, если можно так выразиться — ничего лишнего, случайного; требовал взаимосвязи всех линий, следил за чистотой. Советовал всегда заполнять как бы затеком места скрещения линий, что придавало рисунку сочность. Графические рисунки должны были выполняться кистью (даже самые тонкие линии), перо исключалось. Советовал очень осторожно пользоваться золотой и серебряной краской. Кто-то однажды сказал, что черная краска — плохая краска. Иван Яковлевич возразил: "Плохой краски нет, есть плохие художники".

К моей огромной радости, Иван Яковлевич, давая как-то новое задание— эмалевая тарелка с изображением Георгия Победоносца — разрешил принять в нем участие и начинающим. Под руководством Ивана Яковлевича я выполнила только три работы. Все три были в русском стиле — Георгий Победоносец, доска для ящика с Сирином и Алконостом, кубок (две первые вошли в ученический альбом).

Как пособия он рекомендовал нам Ровинского, "Собрание Бобринского", "Художественные сокровища Г рановитой палаты". Водил нас в еще не открытый Этнографический музей, в только что выстроенное тогда новое здание рядом с Музеем Александра III. Среди других экспонатов Билибин показывал нам свой вклад — коллекцию изумительных старинных кокошников и других украшений, собранных им в северных губерниях.

Перейдя в старший класс композиции, мы продолжали посещать уроки Ивана Яковлевича по классу графики, ничего там не делая. Иван Яковлевич терпел это безобразие. Он не только терпел, но даже, пожалуй, подружился с нами. Как-то после урока подошел к нам и говорит: "Мы — какая-то группа его знакомых — купили землю в Крыму. По плану разбили на участки. Завтра будем тянуть жребий — кому что достанется. Завтра думайте обо мне и желайте мне вытянуть участок на берегу — очень мне его хочется". А за уроком он рекомендовал нам зарисовывать рябь на воде, видно, все мысли его были в Крыму.

На следующий день мы с Нелли поехали на Елагин остров. Сидели на откосе пруда на траве, зарисовывали рябь и очень весело "колдовали", от времени до времени повторяя: "Ивану Яковлевичу в Батилимане на берегу, на берегу". На ближайшем уроке выяснилось, что наше "колдование" помогло.

Наши посещения уроков Ивана Яковлевича не пропали для меня даром.

Летом 1912 года на даче в Новороссийске я очень много работала. Осенью я привезла в школу большую пачку рисунков тушью. Цветы, пейзажи, стрекозы, банты — все, на что только падал взгляд. Ивану Яковлевичу я показывала свои труды со страхом. Он принял у меня все. За один рисунок я даже получила на экзамене похвалу.

Я слышала, что Иван Яковлевич пьет. Но нетрезвым никогда не видела его. После его женитьбы на Рене я несколько раз была у них. Бывала на Васильевском острове и потом на Бассейной. Каждый раз у них бывало много гостей, много интересных людей. Вечера проходили очень весело. Иван Яковлевич всегда был оживленным, остроумным, радушным хозяином.