С Голынец - Иван Яковлевич Билибин (Статьи • Письма • Воспоминания о художнике)

В перерывах между работой мы не пропускали интересных театральных премьер, концертов и выставок. Как-то был день встречи на открытии выставки "Мир искусства" с москвичами. Мы поехали большой компанией к Петрову-Водкину смотреть его работы. А затем, познакомившись с Марией Федоровной, его женой-француженкой, пошли с Васильевского острова к нам через весь город пешком, где и закончили вечер.

Петр Петрович Кончаловский очень музыкально пел французские песенки, аккомпанируя себе на рояле. Появилось, конечно, вино, Мартирос Сарьян танцевал испанский танец, держа розу в зубах, за что мы его прозвали Сарьянитой.

За эти плодотворные для Ивана Яковлевича годы он поставил в Народном доме две оперы: "Руслан и Людмила" и "Садко", а в театре Зимина в Москве оперу "Аскольдова могила", выполнил множество иллюстраций и различных графических работ, написал много пейзажей с натуры маслом и акварелью и продолжал преподавать в школе Общества поощрения художеств.

Мы с Иваном Яковлевичем расстались в 1917 году, во время революции, и только после его возвращения из Парижа, в 1936 году в Ленинграде, я увиделась с ним в Доме художника, а затем на премьере "Царя Салтана". Это была его первая работа по возвращении из-за рубежа. Больше мы не встречались.

К. Н. Янович

С Иваном Яковлевичем Билибиным я познакомилась в 1911 году. Это был милейший человек, очень простой, веселый, остроумный и жизнерадостный. С ним было и интересно и приятно встречаться. Он любил вспоминать и рассказывать о своих поездках по различным губерниям. Какую богатую коллекцию костюмов он собрал: были у него и сарафаны, и ковши, и юбки, и различные повойники, и полотенца, и платки. Все это было расшито изумительными узорами. Иван Яковлевич любил все эти предметы и украшал ими свою квартиру на 10-й линии Васильевского острова. У него был большой вкус, и его квартира походила на музей.

В столовой стояли соломенные стулья, а на столе, покрытом красивой деревенской скатертью, стоял пузатый самовар, трактирный чайник и красивые расписные чашки, в которых чай казался вкуснее. Иван Яковлевич был гостеприимным и хлебосольным хозяином, как и полагается быть настоящему русскому. А сколько он знал народных прибауток и поговорок. Он любил подшутить над приятелями, которых у него было много. Однажды он слушал, как немолодой знакомый что-то весело рассказывал и смеялся, и вдруг к нему обратился: "Что ты, дедушка, хохочешь, али ты жениться хочешь? Я жениться не хочу, просто так похохочу". У меня был брат Коля, застенчивый юноша, очень высокий, худой. Иван Яковлевич над ним любил при всех подшутить: "Что-то там вдали колыхаеца? Это Коленька хромой зонтом упираеца".

Себя Иван Яковлевич называл Жан Жаковлевичем, а французского писателя Жан-Жака Руссо Иваном Яковлевичем и уверял, что это совсем одно и то же.

Иван Яковлевич был большим эстетом, все, что его окружало, было красиво, со вкусом, он не допускал ничего кричащего, одевался строго, но чрезвычайно элегантно и никогда не распускался, даже в деревне.

Художник не любил шумных дачных мест, курортов, предпочитая глушь подальше от прикрас цивилизации. Поэтому он охотно принял приглашение провести лето у нас в Байдарской долине, куда он приехал со своей молодой женой Рене Рудольфовной О’Коннель. У родных моего мужа в горах была небольшая усадьба Яман-Кола. Там жила только наша семья. Кругом ни души, только издали слышны были звуки, доносившиеся из деревень. К нам редко кто заходил. Яман-Кола был наилучшим "домом отдыха", так необходимым всей нашей семье, которая зимой работала с большим напряжением. Добраться к нам в первый раз можно было только с провожатым, так как от ближайшей деревни Саватки единственной дорогой была та, по которой татары возили дрова с Яйлы.

Титульный лист к статье А. И. Успенского "Древнерусская живопись (XV—XVIII вв.)" в журнале "Золотое руно". 1906.

Заставка для журнала "Золотое руно". 1906.

Концовка для журнала "Золотое руно". 1906.

Концовка для журнала "Золотое руно". 1906.

Буквицы для журнала "Золотое руно". 1906.

Заставка для журнала "Золотое руно". 1906.

Концовка для журнала "Золотое руно". 1906.

Концовка для книги А. Н. Бенуа "Русская школа живописи". 1906.

Заставка для журнала "Золотое руно". 1901.

Концовки для журнала "Золотое руно". 1906.

Заставка к былине "Садко — богатый гость" для хрестоматии "Живое слово". 1907.

Концовка для журнала "Золотое руно". 1906.

Марка журнала "Золотое руно". 1906.

Жизнь в Яман-Кола была очень примитивна, так как все трудились и в доме, и на огороде, на баштане, и в небольшом фруктовом саду. Такая жизнь очень нравилась Ивану Яковлевичу. Он помогал чем мог и сам много работал. Он писал этюды и продолжал свою текущую графическую работу.

Яман-Кола состоял из трех чаиров (участков земли), расположенных друг от друга на порядочном расстоянии. На самом дальнем жил Иван Яковлевич. Участок утопал в зелени: орешник, шиповник, кизил. Зарывшись в кустарнике, стоял небольшой домик; собственно говоря, это была мазанка с двумя крохотными комнатками и такой же крохотной верандой. Перед домом на небольшой поляне росла старая груша. Чтобы попасть к себе на участок, Ивану Яковлевичу приходилось перелезать через плетень, но это обстоятельство ничуть не смущало его. Правда, был устроен удобный перелаз. До позднего вечера мы засиживались и вели всегда очень интересные разговоры. Да и помимо разговоров мы молча любовались природой. До чего же было хорошо и красиво! Тишину нарушали лишь цикады да сплюшки (маленькие совы, которые выкрикивали: "сплю", "сплю"). Да из деревень доносились людские голоса, блеяние овец да изредка голос муэдзина, призывавшего к молитве.