Эрик Леннрут - Великая роль. Король Густав III, играющий самого себя

Густав определенно считал датский отказ от Норвегии единственной основой прочного согласия между Данией и Швецией.

Он и Толль как раз в это время были заняты тайным делом, которое больше напоминало приключенческий роман, нежели серьезную политику. В июне Толль был отправлен в Копенгаген с официальным заданием и сумел вступить в контакт с вдовствующей королевой Юлианой Марией, которая руководила правительством до совершенного кронпринцем государственного переворота и теперь содержалась в изоляции в замке Фреденсборг. Толль передал ей письмо от короля Густава и на свой страх и риск изложил еще вымышленную историю о том, что кронпринц и его советчики готовят по отношению к вдовствующей королеве акцию мести в наказание за то, что она свергла и унизила королеву Каролину Матильду. Напугав этим вдовствующую королеву, Толль уговаривал ее бежать в Швецию и искать поддержки у шведского короля. Толлю нравилось играть главную роль в плутовском романе, и тому свидетельство его рассказ о революции в Кристианстаде в 1772 году. Другой вопрос, насколько правдив был этот рассказ.

Так или иначе, но Густаву III он понравился. В письме от 3 июля он не находил слов, чтобы выразить свое удовлетворение «ловкостью», с которой Толль выполнил в Дании его поручение. Только что представленный бароном Функом отчет о положении в Норвегии показывал, что с этой страной «дело за малым»: «эту корону надо брать в Копенгагене; я давно уже так думаю и теперь еще больше в этом убедился». Пробудить республиканскую мысль в Норвегии легко, но кто знает, будет ли она развиваться в нужном направлении и, кроме того, ею могут заразиться в Швеции, где с этой заразой покончено так недавно. «Прощайте, мой дорогой Толль, — завершает он письмо, — хорошо готовьте кашу, заваренную вами в Фреденсборге, тогда мы скоро воспользуемся результатами дела, которое вы столь быстро уладили».

Для этого Толлю следовало вернуться в Копенгаген, и Густав инструктировал его в письме от 15 июля. Письмо выдает состояние аффекта — не проставлены надстрочные знаки над большинством букв å, ä и ö. «Всему прочему я предпочитаю революцию, — пишет Густав. — Полагаю ее возможной, если у короля Дании теперь, как и прежде, нет в Фредриксборге охраны, а если она сейчас и есть, то дело легко можно осуществить в самом Фреденсборге, если королева пригласит его и кронпринца на обед, а когда окажется, что персона короля в ее руках, она возьмет на себя правление. Но мы хорошо понимаем, насколько эта власть будет непрочной и насколько необходимой окажется тогда поддержка Швеции. Если же это не удастся осуществить, то хорош будет и побег, но я предпочитаю революцию, ибо она может привести к гражданской войне, и мы сможем принять в ней участие более, чем одним, способом, без того чтобы это называлось — вести войну. Кроме того, настоящий проект предстает перед Европой исключительно как средство отделить Данию от России, а не как стремление к завоеваниям, но конец и результат будут теми же: когда во времена Дмитриев Якоб Делагарди господствовал в России, речь шла об унаследовании престола так называемым законным правителем, а великими князьями были избраны Густав Адольф с братом». В знак того, что Толль облечен полномочиями, с письмом посылался «оригинал» королевы; сильный испуг и превосходная перспектива обрести власть и репутацию — вот два стимула, которые далеко заводят принцев, но еще дальше — женщин. Письмо завершается сообщением о том, что Эренсвэрд в Карльскруне, фон Карлссон в своей усадьбе, а Кройтц в Медеви, где он говорит и думает только о карусельной игре. Это означало, что из членов военной экспедиции только сам Густав и Толль знали о новом секретном деле.

Оно двигалось ни шатко, ни валко и в значительной степени существовало лишь в воображении Толля и Густава. Оно и было быстро и легко похоронено, не оставив сколько-нибудь глубоких следов. Толль никогда больше не был представителем у королевы Юлианы Марии. Им стал один врач, возможно, врач Густава француз Мартино, передавший письмо от короля. Вдовствующая королева ответила тотчас же: она рассчитывает на дружбу к ней короля Густава и просит его особенно проявить ее, запретив Толлю ездить к ней; она скорее пренебрежет всем, нежели позволит нарушить покой своего тела и души, который теперь милостью Божией обрела. Вероятно, у нее были собственные каналы информации, по которым она смогла проверить сведения Толля о покушении на нее и разоблачить этот обман. Но, как это было вполне характерно для Густава, он не сразу расстался со своей мечтой: согласно полученным им известиям, в Дании готовились «большие сцены». Путешествие наследного принца Фредрика в Германию с посещениями Шверина и Берлина, по-видимому, стало причиной резкого обмена мнениями между вдовствующей королевой и кронпринцем, и ненависть к нему со стороны приверженцев вдовствующей королевы и общая неприязнь усилились, вместо того чтобы ослабеть. Всем этим Густав поделился с Толлем в письме от 25 августа и просил его внимательно следить за интересными новостями из Дании и сообщать о них. В постскриптуме Густав провозглашал, что он не знает, но предчувствует висящий в воздухе заговор против существующего правительства, который не замедлит разразиться. В таком случае Густав доволен, что не принял в этом деле участия, но может извлечь из него пользу. Его воображение разыгралось. Выгоды, извлеченные Густавом II Адольфом из великой смуты в России были манящим примером, а президент канцелярии Кройтц со своими карусельными играми и предложениями о сближении с Данией был очень далеко.

И станет еще дальше, ибо спустя два месяца скончается. При всей своей поэтической восторженности он являлся сдерживающим элементом в окружении Густава III; его авторитет зиждился не на личном расположении короля, а на долгой карьере дипломата и высокопоставленного чиновника. Пропасть между людьми короля и его дворянскими критиками расширилась.

На совещаниях военной экспедиции поздним летом и осенью обсуждались, с одной стороны, предложение Толля о соглашениях относительно пассволанса с держателями рустхоллов некоторых полков, с другой — сделанные Эренсвэрдом и фон Карлссоном расчеты расходов на строительство в ближайшие годы новых кораблей. В мае оказалось, что подсчитанная Эренсвэрдом сумма, потребная на обновление флота в течение трех лет, нереальна, о чем король Густав милостивейше его известил. 14 сентября они представили новый расчет, который в основном исходил из того, что трехлетний план растягивается на шесть лет, но в конечном результате будет построено значительно больше фрегатов. Это было королем одобрено, что следует рассматривать на фоне постоянно актуального для него плана приобрести в Копенгагене Норвегию. План молниеносного нападения, бывший актуальным в 1783 году, теперь был снят с обсуждения. Вместо него сосредоточились на постоянной готовности к войне, избегая любых действий, которые могли бы быть истолкованы как наступательные. Отсрочка со срытием крепости в Карльсвэрде на Готланде и перенесением ее запасов в другие фортификации была, следовательно, объяснена Толлем тем, что такие действия могли пробудить опасения.