Дороти Карузо - Энрико Карузо: легенда одного голоса

12 тысяч долларов, предложенные Энрико владельцу маши­ны, убедили того продать ее.

В день отъезда я вошла рано утром в студию и увидела там Энрико, державшего на коленях Глорию. Фучито играл на роя­ле, а Энрико отбивал такт рукой девочки.

— Я учу ее песне «О, мистер Пайпер» — о волшебной короле­ве.

Он начал вполголоса напевать. Глория была очень довольна.

Ты видишь, ей нравится голос отца.

Дочери исполнилось тогда три месяца.

После отъезда Энрико я вместе с Глорией, Нэнни, моим братом, его женой и детьми и всей прислугой переехала на лето в Истхемптон (Лонг-Айленд): Мы разместились в невысоком доме с большой студией на первом этаже. На втором этаже, ря­дом с моей спальней, находился кабинет Энрико, куда можно было попасть по лестнице прямо из сада. В этом прекрасном са­ду были разбиты огромные клумбы розовых цинний, а к не­большому озеру спускались ирисовые террасы. Через неделю после нашего переезда я была ошеломлена, прочтя в газетах, что «Никербокер-Отель» продан.

Когда Энрико сообщил мне по телеграфу, что надо делать, я немедленно выехала в Нью-Йорк. Муж очень расстроился.

Атланта

Штат Джорджия

27 апреля

Моя дорогая Дора!

Вчера вечером, когда я шел в ресторан поужинать, меня ос­тановил хозяин отеля и сказал:

— «Никербокер-Отель» продан. Если вы не против, поду­майте о предложении, сделанном вам много лет назад «Бил- тмор-Отелем».

Сначала я ничего не понял, но он показал мне газету, в ко­торой сообщалось о продаже «Никербокер-Отеля» и превра­щении его в административное помещение. Можешь себе во­образить, как я после этого отдыхал. Не поужинав, я, очень расстроенный, пошел обратно, думая о тебе и о трудностях, с которыми тебе придется столкнуться. Как-нибудь зайди или напиши Бауману в «Билтмор-Отель» и сообщи, что Карузо номнит предложение, сделанное ему много лет назад. Тогда меня пригласили жить на восемнадцатом этаже бесплатно. Я отказался, так как не хотел жить, не платя ничего. Теперь же, если у нас будет неплохое помещение за меньшую плату, чем в «Никербокере», — это недурной вариант, так как отель удоб­но расположен, принимая во внимание интересы нашей до­чурки.

Когда у Рейгана появилась мысль продать отель? Если он думал об этом еще до моего отъезда, с его стороны было жесто­ко молчать, когда я мог еще сам всем распорядиться и не застав­лять тебя беспокоиться. Посылаю тебе и малышке тысячу поце­луев.

Твой Рико.

Через несколько дней он писал: «После обмена телеграмма­ми между мной и Рейганом, мне кажется, он обижен нашим внезапным решением и недоволен тобой. Я послал ему вежли­вую телеграмму, в которой уверял, что всему виной он, потому что не сообщил мне своевременно о продаже отеля. Во всем ви­новат я, так как оставил тебя одну! Это урок мне».

В течение недели, проведенной в Атланте, он пел в «Самсо­не и Далиле», «Еврейке» и «Любовном напитке». Он написал мне из Джексонвиля:

«Я прибыл сюда в семь часов пополудни, и многие сразу уз­нали меня. Я старался отворачиваться от людей, но те обходи­ли меня и заглядывали в лицо. Получил твою телеграмму, во время чтения которой глаза мои наполнились слезами. Когда я посылал ответную телеграмму, служащий спросил, не просту­дился ли я. Я ответил, что взволнован весточкой от моей ма­ленькой семьи. Он сказал: «Я понимаю вас, потому что прини­мал эту телеграмму из Нью-Йорка и сам тронут ею. Редко слу­чается читать что-нибудь подобное». То ли он влюбился в тебя по прочтении этого текста, то ли пережил большое разочарова­ние в жизни, но говорил о счастье и горе около получаса, пока я не спросил его: «Сколько?». Он понял и замолчал. Мы ждали поезда около пяти часов и проводили время в прогулках по пер­рону. Конечно, меня все узнали, так как имя написано у меня на лице, а один человек даже подошел и спросил, не Карузо ли я. «Нет, я его кузен». Все засмеялись и просили меня не дура­чить их, потому что моя внешность полностью меня выдает. «Кого? Меня? Покорно благодарю», — ответил я. Такие вещи случаются все время и в поезде, так что я вынужден запереться в купе и лечь спать. Очень скучаю!!»

5 мая он прибыл в Гавану и изложил свои первые впечатле­ния: «Гавана очень похожа на Неаполь. Город старый. Особый характер придают ему навесы у зданий, предназначенные для защиты от солнца. Люди похожи на испанцев, но одеваются, как в Соединенных Штатах».

В течение следующих недель он писал о трудностях, с кото­рыми встретился в Гаване. Жара изнуряла его, он почти не спал, и впервые в жизни у него заболели зубы. Как-то раз он сказал мне:

— Сила Самсона заключалась в его волосах, а моя — в зубах. Когда я лишусь хотя бы одного зуба, начнется мой конец.

На расстоянии в несколько тысяч миль каждый из нас чув­ствовал встревоженность другого.

Отель «Севилья», Гавана, Куба

5 мая 1920года

16.30

Моя дорогая Дора!

Спешу написать тебе хотя бы пару слов, потому что должен быть на репетиции в 17 часов. Я прибыл сюда в 7 утра. Меня встречали виднейшие люди города. Когда пароход подошел к пристани, тысячи людей у причала долго аплодировали. Меня долго поздравляли и приветствовали. В отеле я встретил нема­ло знакомых по «Никербокер-Отелю», с которыми подружил­ся много лет тому назад. За помещение буду платить по 70 дол­ларов ежедневно, не считая платы за питание. Я имел трехчасо­вую беседу с репортерами и любителями музыки и только в 10 часов смог принять ванну и немного отдохнуть. В 12 часов я уже был в театре, где выбрал для себя грим-уборную.

20 часов.

Дорогая моя, только что закончилась репетиция. Очень жарко, и я устал. Завтра рано утром пойдет почта в Нью-Йорк. Очень люблю тебя и Глорию. Целую много раз. Ваш Рико.

Отель «Севилья»

Гавана. Куба

6 мая 1920 года 17 часов

Моя милая Дора!

Вот уже второй день я нахожусь здесь и, как мне кажется, пользуюсь всеобщим вниманием. Все газеты пишут обо мне, и, куда бы я ни пошел, меня все узнают и приветствуют. Я встре­чаю здесь многих, кто знал меня еще в Нью-Йорке. Все они ра­ды, что я приехал сюда, и оказывают мне всевозможные знаки внимания. Мы начали репетицию, и актеры, которые участву­ют в «Марте», были изумлены и уверяют, что публика будет вне себя от восторга. Я тоже надеюсь на это. В следующую среду мы откроем сезон «Мартой». Здесь очень жарко. Невозможно ни­чего надеть! Ты смеялась бы, если б увидела меня. Я завернут в простыню и похож на древнего римского консула. Пот ручьями льет с меня. Я думаю, что каждый день теряю в весе около 10 фунтов (5 кг). Плохо, что ты не покупаешь простыней. Помни, что постельного белья всегда не хватает. Я купил здесь 12 штук. Они простые, но зато новые. Из-за жары здесь все очень мед­лительны.