Анастасия Ерохина - Айгу! Они не едят личинок шелкопряда!

Кроме лущения орехов в цеху, была для нас и другая работа — сбор молодых побегов папоротника в поле. Корейцы называют эти упругие стебли «косари» с ударением на второй слог, и используют их для приготовления разных блюд, предварительно высушив. Поле принадлежало пожилому корейцу, другу Сон Су, который жил неподалёку в маленьком традиционном доме из дерева и красной глины. Когда мы приехали в первый раз, он угостил нас самодельным напитком из имбиря с мёдом. Собирать папоротник было нетрудно: ходи себе да срывай побеги. Корейцы делали это, согнувшись в три погибели, ну а мы старались не нагружать поясницу и больше приседали на корточки. Поэтому уставали больше, но зато после работы не болела спина. Сон Су в сборе участвовал редко, и обычно мы ездили к старику с его женой и её подругой. Кореянки папоротника собирали больше нас, так как по своему обыкновению страшно торопились. Угнаться за ними было совершенно невозможно, да мы и не старались, а просто получали удовольствие от работы на природе. Поле находилось в предгорье, и воздух был удивительно свежим и чистым. Дойдя до леса, я случайно вспугнула фазана, который с истошным криком улетел и сразу затерялся среди деревьев.

Иногда после сбора папоротника нас везли не домой, а в буддийский храм, где у подруги жены Сон Су были знакомые. Сначала мы обедали в трапезной — конечно, рисом и соленьями, а после пили чай с настоятелем. Это был мужчина немолодой, очень спокойный. Он довольно бегло говорил по-английски. Узнав, что мы однажды жили в буддийском монастыре в Таиланде, монах пригласил нас в один из самых крупных храмов в Корее, где иностранцам за немалые деньги предлагалось попробовать себя в монашеской жизни, конечно, скорее ради развлечения. Указав ему на то, что подобные программы предназначены для богатых туристов, мы посетовали на дороговизну, и настоятель уточнил: «Если вы любите работать, можете оставаться бесплатно». Но по большей части мы молчали и пили чай, а монах рассказывал что-то по-корейски размеренным тоном, вздыхая и качая головой. Иногда из его уст вырывалась благородная отрыжка. В храме и его окрестностях царила тишина, нарушаемая лишь пением птиц. Когда Паша, наткнувшись на кухне на какой-то небольшой гонг, со свойственным ему любопытством музыканта начал было в него колотить, ему ласково погрозили пальцем: «Не шуми!».

Старик, хозяин папоротникового поля, как-то раз пригласил Сон Су и нас заодно на ужин. Имя его мы так и не узнали, так как в Корее обращаться друг к другу по имени могут только самые близкие, а всем остальным согласно этикету положено использовать специальные слова. Паше полагалось называть почтенного корейца «хённим», а мне — «оппа». И то, и другое, значит «старший брат» и используется в качестве обращения к знакомому мужчине старшего возраста, только первое слово употребляют мужчины, а второе — женщины. На ужин оппа приготовил наш любимый суп из целого цыплёнка с кореньями и рисом, и мы вчетвером умяли его за милую душу, а потом долго сидели за столом и болтали. Сон Су и его товарищ активно выпивали и к концу вечера совсем раскраснелись и развеселились. В кромешной тьме леса то и дело вспыхивали и гасли огни светлячков. Приехала жена Сон Су и привезла на десерт дыню, но скоро распрощалась и отправилась по своим делам. Везти пьяного фермера домой пришлось Паше, чьи автомобильные права к тому времени уже были просрочены. Тепло простившись со стариком, мы доехали до дома и тихонько пробрались в свою комнату на втором этаже, чтобы не будить родителей.

В другой раз Сон Су предложил нам посмотреть, как он будет заниматься корейскими традиционными танцами. Звучало это интригующе, и мы с радостью согласились. Вечером он отвёз нас в город и припарковался на стоянке университета, в кампусе которого проходили занятия. В просторном зале уже собралось человек семь корейцев, одетых как попало. Каждый из них щеголял шляпой, напоминающей тореадорскую, при этом голова была предварительно обмотана платком, чтобы убор сидел более плотно. Шляпы имели важную отличительную особенность: у каждой к вершине тульи был приделан прозрачный пластиковый прут на шарнире, а к нему — бумажная лента длиной метра два. Кручение головой приводило к тому, что прут тоже начинал вращаться, а лента при этом выписывала круги и восьмёрки. Когда корейцы начали прыгать и скакать по залу, вращая головами, мне пришлось зажать рот руками, чтобы не засмеяться в голос: настолько это было потешно. К счастью, на нас никто не обращал особого внимания.

Традиционные корейские танцы.

Сон Су с абсолютно серьёзным выражением лица встал перед зеркалом и укрепил на своей голове шляпу, а потом отошёл в угол и принялся крутить головой, да так активно, что мы испугались, что она оторвётся от усердия. Преподаватель тем временем показывал другим ученикам, как правильно скакать. Один из корейцев, помимо шляпы, имел деревянный бубен, в который стучал на ходу, а другой оказался настолько ловок, что в процессе умудрялся вращать на палке диск. Что касается нас, то мы поспешили покинуть этот паноптикум, чтобы случайно не заржать и не смутить тем самым танцоров. Прогулявшись по городу, мы съели по мороженому, а потом долго гуляли кругами по университетскому стадиону вместе с толпой корейцев, ожидая, пока Сон Су напрыгается вдоволь и отвезёт нас домой.

Сходить в Корее на рыбалку было моей давней мечтой, и благодаря Сон Су и его семье она наконец-то осуществилась. В субботу мы вместе поехали на машине в Мокпо — портовый город в часе езды от фермы. По дороге нам купили пару удилищ. Усевшись на раскладные стульчики, мы стали рыбачить прямо с портового причала, забрасывая удочки под борт стоящей напротив баржи. В качестве наживки использовались страшные на вид щетинистые черви, которых полагалось брать в перчатках, чтобы не укусили. Рыба не клевала, но никаких попыток изменить ситуацию корейцы не предпринимали: не использовали прикормку или другие типы наживки, не меняли место ловли. Стало очевидно, что рыбалка для них это вид семейного отдыха, для которого улов не принципиален, а достаточно просто сидеть с удочкой и общаться со своими близкими, попивая пиво. Так что нет ничего удивительного в том, что за целый день мы ничего не поймали, кроме пары крошечных ершей да маленького угря, который уделал мне все руки слизью, пока снимала его с крючка. Больше всего удовольствия от рыбалки получила собака Анжа — она радостно скакала по причалу, пока не свалилась от усталости. Кроме нас, в порт пришли ловить десятки корейцев со своими семьями, и клёв у них отсутствовал точно так же, но это никого не смущало.