Евгений Панов - Зоология и моя жизнь в ней

Что же представляет собой эта концепция в своей первоначальной форме? На мой взгляд, наиболее точная ее характеристика дана сравнительно недавно профессором Гарвардского университета Рут Хаббард. Она пишет: «Манера изложения Дарвина при описании им поведения дисквалифицирует его в качестве объективного наблюдателя. Его животные в действии – это слепок с предписаний [для мужчин и женщин], существовавших в викторианском обществе Англии его времени. И хотя невозможно решить методологическую проблему ухода от антропоцентризма и влияния культуры при интерпретациях мотивов поведения животных, стоило бы постараться делать это». И далее: «Дарвиновский синтез не способствовал ограничению антропоцентризма в биологии. Напротив, Дарвин сделал его частью этой науки, представив в качестве “закона природы” свою интерпретацию поведения животных , которая отражала картину социальных отношений и морали той эпохи, в которую он жил» (курсив мой. – Е.П .) [340].

О методологии изучения полового отбора

Как это вообще характерно для ситуаций, при которых исследователь уже изначально убежден в истинности некой господствующей концепции, он видит свою задачу в том, чтобы непременно подтвердить ее на очередном примере. Такую концепцию Т. Кун назвал «парадигмой», а сейчас более модно словечко «мейнстрим».

Эта стратегия противостоит той, что рекомендована К. Поппером, призывающим к попыткам опровергать (фальсифицировать) теорию. Прямо противоположный, широко практикуемый подход именуется «верификацией» тех или иных теоретических построений. Он основан на стремлении доказать их соответствие реальности. Как было показано Куном и его последователями, немалую роль здесь играют факторы социально-психологического характера, далеко выходящие за рамки мотивов и принципов беспристрастной науки.

В научном климате сегодняшнего дня приверженность парадигме полового отбора оказывается непременным условием демонстрации лояльности по отношению к компактной группе лидеров направления (о роли некоторых из них будет подробнее сказано ниже) и их ближайшего окружения. Разумеется, такое «чувство локтя» работает по большей части на подсознательном уровне . Суть мотивации состоит не только в желании не отстать, но и оказаться хотя бы немного впереди коллег. Все это требует от участников научного процесса [341]как можно более высокой активности в попытках верификации самой идеи и даже в расширении области ее применения. Естественным следствием оказывается нарастание количества публикаций, которые трудно рассматривать иначе, как в качестве поспешных «поделок».

Посмотрим теперь, по какому сценарию такие скороспелые однодневки рождаются как грибы после дождя. Лидеры доктрины полового отбора исподтишка подменили термин классической науки «вторичные половые признаки» другим, который наиболее благозвучно переводится на русский язык словосочетанием «продукты полового отбора». В эту категорию включают множество разноплановых явлений, к числу которых относят, помимо половых различий в размерах и окраске особей, также структурные особенности покровов и те формы поведения, которые a priori считают связанными исключительно с процессами взаимодействия особей на почве секса и агрессии.

Показательно, что в конкретных работах словосочетание «продукты полового отбора» стандартно и без малейших колебаний приписывают явлениям, суть которых еще только предстоит изучить . Иными словами, этот термин превратился в шаблонный стереотип, о смысловом содержании которого задумываться совершенно не обязательно.

Работа над очередной поделкой начинается так. Некто вдруг обнаруживает, что «продуктом полового отбора» может быть, в принципе, некий характерный признак того или иного вида. Выбор обычно падает на такую особенность облика этих животных, которая, с точки зрения наблюдателя, очевидным образом выходит за рамки привычного. При таком стиле мышления шея жирафа, рога жука носорогов или причудливые перьевые «украшения» самцов райских птиц уже сами по себе должны послужить перспективным объектом исследования, направленного на подтверждение первоначальной задумки. Впрочем, на худой конец могут сгодиться и гораздо менее эффектные структуры. Например, угольно-черные полоски по бокам белого горла самцов усатой синицы [342]. Но мы помним слова Поппера: «Нетрудно получить подтверждение почти любой теории, если есть намерение подтвердить ее ». А в данном случае уже заведомо известно, каким должен быть. ответ на поставленную задачу: «Да, это, результат полового отбора!».

В книге я подробнейшим образом разбираю перипетии многих таких тщетных попыток доказать недоказуемое. Например, истории многолетнего изучения социального поведения тетеревов несколькими коллективами орнитологов, стремившихся доказать ведущую роль полового отбора в становлении окраски самцов, отведен целый обширный раздел текста. Столь же детально проанализированы другие «парадные примеры» роли этого гипотетического селектив ного фактора, например, в эволюции райских и беседковых птиц (шалашников). Не имея возможности пересказывать, за недостатком места, этот материал здесь, я вынужден отослать заинтересованного читателя к этим и другим страницам книги.

Честная коммуникация и гандикап

Ранее я упомянул об абсурдности такого понятия, как «честная коммуникация» в применении к поведению животных. Тем не менее, именно оно послужило основой для формулирования так называемого «принципа гандикапа», одного из центральных в современной версии доктрины полового отбора.

Суть его состоит в следующем. Мерой того, что именуют генетическим качеством самца, служит его способность дожить до размножения, вопреки обладанию им структурами, затрудняющими существование. Таковыми приверженцы идеи полового отбора считают, например, роскошный перьевой шлейф самцов павлина, неудобный, как они думают, в полете, или же шикарные, но очень тяжелые рога самца лося. Такого рода структуры служат, согласно этим представлениям, указанием самке на то, что самец прошел «тест полового отбора», подтвердив тем самым высокое качество своих генов. В том, что самец не скрывает свои пороки (трудности, с которыми ему приходится сталкиваться), но откровенно выставляет их напоказ, и состоит «честность» его коммуникативного поведения.

Эти схоластические построения, рожденные игрой ума в тиши кабинета, едва ли стоит принимать всерьез. Я пишу, что приходится лишь удивляться, что такого рода мысленные конструкции, не проверяемые в принципе и потому не относящиеся, строго говоря, к сфере истинной науки, могут серьезно обсуждаться годами.