Евгений Панов - Зоология и моя жизнь в ней

Остров, где гнездились хохотуны, располагался посреди пролива, соединяющего огромный по площади залив Кара-Богаз-Гол с Каспийским морем. Уровень горько-соленой воды в заливе ниже поверхности моря на 4.5 м. Слабо соленая, сильно опресненная впадающими в море реками, вода Каспия стремительно несется в Кара-Богаз, образуя в проливе мощный водопад. Местные называли пролив шириной от 200 м до 1 км в разных местах «морской рекой». Это было идеальное место для жизни чаек. Пресноводная рыба, увлекаемая током воды в рассол залива, тут же засыпает. Поэтому, пройдя всего лишь сотню метров вдоль берега, мы могли собрать свежей скумбрии на хорошую уху. Я не буду здесь далее останавливаться на подробностях нашего житья-бытья и всяческих приключений во время этой экспедиции. Все это красочно и в подробностях описано в книге Ларисы Зыковой «Люди и животные в экстремальных ситуациях: записки натуралиста». (М.: Наука и жизнь, 2010. 270 с.).

За полтора месяца наблюдений в этом поселении хохотунов нам удалось узнать о них многое из того, о чем я рассказал в предыдущем разделе. Особенно мы были довольны еще и тем, что удалось отработать методику работы в колонии, которая позволяло во многом избежать нашего отрицательного влияния на судьбы птенцов. После того, как мы опубликовали ранее материалы исследований на Тенгизе, наши оппоненты в лице В. А. Зубакина и С. П. Харитонова пытались доказать, что высокая смертность пуховиков на почве их уничтожения взрослыми – это результат беспокойства, которое вносит наше присутствие во время осмотра гнезд: птенцы разбегаются, попадают в чужие гнезда и уничтожаются их хозяевами.

Чтобы опровергнуть эти утверждения, мы придумали следующее. Идя вдвоем в колонию, брали с собой столько кусков материи (полотенца, портянки, наволочки и пр.), сколько гнезд собирались осмотреть. Птенцы хохотуна, как я уже упоминал выше, при опасности затаиваются и остаются в этом состоянии полной прострации очень подолгу, пока угроза не минует и еще некоторое время. Это гарантировало нам, что они не побегут врассыпную, пока мы медленно движемся от гнезда к гнезду, кольцуя их и нанося каждому цветные индивидуальные метки. После осмотра гнезда покрывали его материей и продолжали работу. Когда же все было сделано, Лариса уходила из колонии и наблюдала с расстояния в бинокль, что будет дальше. Я же пробегал по колонии, хватая тряпку за тряпкой и, держа их в охапке, быстро ретировался. Тут Лариса радостно сообщала мне, что ни один птенец не изменил места своего пребывания [93].

На обратном пути в Москву мне впервые в жизни пришлось вести машину без сменщика. Ехали мы с Ларисой вдвоем. Сначала переправились на пароме из Красноводска в Баку, а затем лежал путь длиной около 2 300 километров до места назначения. При максимальной скорости машины не более 90 км в час дорога заняла около недели. Ехать быстрее не было возможности еще и из-за того, что при такой скорости редко удавалось обогнать длинную фуру с прицепом на участках трассы, где она была однополосной и двухсторонней, а это была почти стандартная ситуация на всем протяжении пробега. Так что приходилось подолгу тащиться за грузовым тихоходом, проклиная все на свете.

Между тем мой ЛУАЗ начал подавать признаки предсмертной усталости. Сначала все чаще стал отказывать бензонасос, но я быстро научился приводить его в чувство всего за десять-пятнадцать минут вынужденной остановки. Потом забарахлили тормоза.

В один из дней пришлось еще поутру съехать с трассы и снять одно колесо. Опыта у меня не было, и я целый день провозился с тормозной колодкой, так и не закончив работу к вечеру. Лариса то и дело подходила ко мне, предлагая прерваться и выпить кружку чая. Уже наступили сумерки, а работа не продвинулась ни на шаг. Я оставил детали машины и инструменты разбросанными на траве, сел к костру, разведенному Ларисой, и перед ужином принял хорошую порцию спирта. Потом лег на голую раскладушку, благо было тепло, и стал размышлять, как же удастся проехать еще около тысячи километров. А тут заморосил дождь. «Ну, все один к одному!» – подумал я. Достал из машины спальник, постелил на землю, лег на него, а раскладушкой накрылся как зонтиком. К счастью, дождь так и не начался, так что остаток ночи удалось провести более комфортно.

Поразительно, но во время сна меня осенило. Встав рано утром, я снял пружину с раскладушки и заменил ей одну из тех, что удерживают тормозную колодку. Не прошло и часа, как мы уже выезжали на трассу. А мое устройство так и оставалось жить на ЛУАЗе до тех пор, пока я не отдал его сыну Ларисы Дмитрию.

Начинаем изучать социальное поведение ящериц

План на следующий полевой сезон казался самоочевидным. Едем на тот же самый чудесный остров! Но в «совке» было так: человек предполагает, а ЦК КПСС [94]располагает. Ранней весной следующего 1980 года из Красноводска пришло письмо. В нем нам сообщали, что едва ли стоит ехать на прежнее место работы, поскольку пролива уже не существует, и хохотуны вряд ли будут гнездиться на «острове» посреди суши.

На этой истории я хочу остановиться более подробно, чтобы показать, как кучка недоумков способна за пару месяцев уничтожить истинное чудо природы. Я приведу несколько выдержек из публикаций тех лет на эту тему, которые сегодня каждый сможет найти в Интернете.

Вот с чего все началось. «Еще в начале ХХ века, – писали В. Кузнечевский и А. Чичкин [95], – местные жители стали замечать, что кромка берега этого уникального не соединенного с океаном моря-озера отступает, и прибрежные населенные пункты все дальше “уходят” от воды. А начиная с 30-х годов феноменом заинтересовались ученые, как местные (азербайджанские, казахстанские, туркменские, российские), так и Академия наук СССР. Очень быстро “высоколобые” пришли к выводу: все дело в том, что Каспий расположен в жарком климате, водная акватория очень большая, открытая, лесов вокруг практически нет, поэтому идет очень интенсивное испарение. В особенности ученых обеспокоила прорва воды, которая круглые сутки с ревом через узкую горловину (всего в 200 метров) уходила в залив Кара-Богаз-Гол у побережья Туркменской ССР. Там она испарялась катастрофически интенсивными темпами, оставляя после себя соль. К 70-м годам ученые пришли к выводу, что уровень Каспия понижается необратимо. Активизировавшиеся к этому времени экологи забили тревогу в средствах массовой информации: Каспий погибает! По уровню испаряемости этот водоем занимает одно из первых мест в мире! Экологи даже запустили в оборот термин: “Новое Мертвое море”. И выбросили лозунг: “Спасем и море, и людей”».

И вот, «В различных высоких инстанциях решили перекрыть узкий (до 200 метров) пролив Кара-Богаз-Гол, соединяющий Каспийское море с заливом Кара-Богаз-Гол, который испарял со своей поверхности около шести кубических километров каспийской воды в год. Таким образом, по замыслу Министерства мелиорации и водного хозяйства СССР, перекрытие дамбой пролива позволяло компенсировать забор воды на орошение из Волги. В 1980 г. дамбу между Каспием и заливом соорудили в рекордно короткие сроки, без проведения экспертизы и взвешивания последствий [96]. Неминуемое изменение экологической обстановки, ухудшение условий существования тысяч людей, живущих в районе залива, вообще не принималось во внимание». [97]