Евгений Панов - Зоология и моя жизнь в ней

Из книги я уяснил, что как этолог я все предыдущие годы работал в области зоосемиотики. Здесь я оказался в положении Журдена, персонажа пьесы Мольера «Мещанин во дворянстве», который был несказанно удивлен, когда ему сказали, что он говорит прозой . Из сказанного выше было ясно, что с точки зрения специалиста по теории знаков, все те явления, которые служат предметом моих исследований, относятся к категории «низкого уровня знаковости», и не сопоставимы с языком как системой произвольных знаков-символов.

Впрочем, я и сам уже давно пришел к этому выводу при многолетнем изучении того, что называют «сигнальным поведением животных». Все сделанное мной за эти годы свидетельствовало о том, что акустические сигналы птиц относятся в своей массе к категории знаков-признаков. Как писал один из пионеров этологии, крупный орнитолог Оскар Хайнрот, крик петуха обозначает только одно: «Здесь есть петух», к чему можно было бы добавить: «Понимайте, как хотите!».

Сигнальное поведение птиц есть не что иное, как внешнее отображение внутренних физиологических процессов, идущих в организме и изменяющих его «эмоциональное» состояние. Или, иначе говоря, видимые наблюдателем «сигналы» – это лишь «половинка» единого процесса жизнедеятельности организма, неотделимая от всего того, что происходит одновременно «внутри него». Язык же есть отчужденная система знаков-символов, живущая собственной автономной жизнью, по своим особым законам функционирования и эволюции. Поэтому сходство между вокализацией птиц и речью человека ограничивается только тем, что там и тут физические сигналы транслируются по акустическому каналу связи. То же самое, как я полагал, справедливо в отношении всех прочих животных, не исключая дельфинов. Что же общего может здесь быть с процессом намеренной трансляции осмысленных сообщений, которые строятся людьми по правилам грамматики и синтаксиса, «придуманных» ими самими, из придуманных же произвольных знаков-символов? Именно резкий контраст между этими двумя способами коммуникации я и решил показать в тексте задуманной мной книги.

План книги

Было решено в ее первой части познакомить читателя с элементарными представлениями о самой сути языкового поведения людей, как оно видится специалистам в области дисциплин (гуманитарных и естественнонаучных), занятых его всесторонним изучением. И только затем рассказать о том, что мне, как профессиональному этологу, известно из первых рук о способах общения животных.

Я решил пойти по этому пути, полагая, что так мне удастся наиболее выпукло показать наиболее принципиальные различия между этими двумя системами коммуникации. Я писал в предисловии: «Неожиданно оказалось: не обладая достаточно полными и детализированными познаниями о способах общения наших соседей по планете, лингвисты не в состоянии четко объяснить, что же такое человеческий язык». И далее, цитируя американского языковеда Чарльза Хоккета: «…минутного размышления достаточно, чтобы понять: мы не можем узнать, что представляет собой данный предмет, если мы не знаем, чем он не является. Кто бы мог подумать 15 лет тому назад, что нечто существенное для лингвистики мы сможем узнать, наблюдая пчел».

В первом издании книга состояла из десяти глав. В главе 1 речь идет о том, каким образом в эволюции нашего вида Homo sapiens могла возникнуть впервые и развиваться далее уникальная способность мыслить (без чего невозможно существование языка) и обмениваться мыслями с помощью речи. При работе над этой главой мне пришлось углубиться область палеоантропологии и археологии, чтобы уяснить себе этапы эволюции людей на протяжении последних нескольких миллионов лет.

Во второй главе обсуждаются различия между инстинктивным поведением и таким, которое основано на долговременном планировании индивидом своих будущих действий, что возможно лишь при существовании этих планов в мозгу, записанных «внутренней речью». Третья глава посвящена целиком попыткам ученых реконструировать голосовой аппарат неандертальцев и, манипулируя полученной моделью с помощью компьютерной техники, установить, обладали ли эти гоминиды речью и какого характера она могла быть. В главе 3 обсуждаются различные способы коммуникации у человека посредством всяческих «заменителей» речи – жестов (в частности, в языках глухих), барабанов и гонгов, свистов, дорожных знаков, морского флажного кода и так далее. И, наконец, что представляет совершенно особый интерес – такого суррогата речи, как письменность. Вдаваться здесь в детали сказанного в этих главах было бы равноценно переписыванию книги. А это совершенно излишне, поскольку ее полный текст легко найти в Интернете.

Но я все же остановлюсь немного подробнее на содержании других глав, имеющих непосредственное отношение к зоологии – этой главной героине книги, которую вы держите в руках. К одной из них я не стану возвращаться – это глава о дельфинах, о которых многое было уже сказано здесь ранее. Три другие касались разных аспектов сигнального поведения следующих видов: медоносной пчелы, соловья и нашего ближайшего родича из царства животных – обыкновенного шимпанзе.

О чем поет соловей

Я начинаю с главы под этим названием, поскольку она не претерпела никаких изменений в нескольких последующих изданиях книги, в отличие от глав, посвященных пчеле и шимпанзе, о чем будет сказано ниже.

У соловья, как у многих других пернатых, особям свойственна врожденная тенденция к развитию у них, по мере взросления, песни, характерной для данного вида. Это приводит к тому, что в нормальных условиях птица всегда обучается «правильной» песне. Такое генетически обусловленное предпочтение получило название «песенной матрицы». У южного соловья некоторые самцы могут обладать репертуаром, включающим в себя до 200 вариантов короткой песни. Время звучания каждого такого варианта составляет от 2.5 до 4.5 секунд, затем следует пауза примерно такой же длительностью, и самец поет следующий, какой либо иной вариант песни. Каждый вариант заучивается молодой птицей как более или менее устойчивый стереотип и в таком виде сохраняется в репертуаре взрослой особи.

Эти короткие песни складываются из множества исходных дискретных кирпичиков-«нот». К примеру, в моей записи пения одного самца южного соловья, которое длилось без перерыва 40 минут, он использовал 256 разных нот, из которых построил 74 варианта коротких песен. Несколько (до десятка) нот, идентичных по длительности, высоте и амплитуде, объединяются в короткие кластеры, именуемые «коленами» (или «фразами»). Внутри такой акустической конструкции они разделены четкими паузами. Во время пения фразы комбинируются, давая огромное разнообразие песенных вариантов.