Евгений Панов - Зоология и моя жизнь в ней

А вот что писали в № 11 журнала «Знание-Сила» за 2003 г. журналисты К. Ефремов и Н. Ефремова в статье под звучным названием «Эти бонобо [129]знают английский получше нас!». «Никто не вздрагивает от того, что миллиарды болтунов грозят друг другу и договариваются об опаснейших вещах. Но стоило нескольким обезьянкам, почти истребленным в дикой природе, научиться общаться, выйдя на уровень малых детей, – и холодок заструился по спине… Вообще, в аудитории перед антропологом всегда находятся желающие продемонстрировать оскорбленную духовность. Обычно они ищут не истину, а повод для самоутверждения». Перед нами хороший пример того, как популяризаторы, несущие «свет науки» в массы, отзываются о тех, кто не привык принимать на веру информацию, приходящую к ним не от автора исследования, а из вторых или третьих рук.

А как же дело обстояло в действительности? Выдающийся лингвист Стивен Пинкер в своей книге «Язык как инстинкт», изданной в 1994 г. (задолго до телепередачи «Диалоги» и цитированной публикации в «Знание-Сила») приводит слова глухого человека, который был в команде, работавшей с Уошо и для которого американский язык жестов является родным. «Каждый раз, – говорил он, – когда шимпанзе делал знак, мы должны были заносить его в журнал… Меня всегда укоряли за то, что в моем журнале было слишком мало знаков. У всех слышащих людей были журналы с длинными списками жестов. Они все время видели больше жестов, чем я… Но я действительно смотрел внимательно. Руки шимпанзе все время двигались. Может быть, я что-то пропустил, но я так не думаю. Я просто не видел никаких жестов. Слышащие люди записывали каждое движение, которое делал шимпанзе, как жест. Каждый раз, когда шимпанзе клал себе палец в рот, они говорили: “Ага, он делает жест “ пить ”, и давали ему молока… Когда шимпанзе почесывался, они записывали это как жест “ чесаться ” … Когда обезьяны чего-то хотели, они протягивали руку. Иногда наблюдатели говорили: “Потрясающе, посмотрите, это в точности знак АЯЖ, означающий “ дай ”. Но это было не так».

Пинкер высказал точку зрения профессиональных лингвистов. По его мнению, «обезьяны не выучили АЯЖ». На самом деле обезьяны вообще не выучили никаких знаков в строгом смысле этого слова. Он продолжает: «Чтобы насчитать сотни слов обезьяньего словаря, исследователи также “переводили” указующее движение шимпанзе как жест ты, объятия как знак обнимать; подбирание чего-либо с пола, щекотание и поцелуи как знаки подбирать, щекотать и целоваться. Зачастую одно и то же движение шимпанзе истолковывали как разные “слова”, в зависимости от того, каким, по мнению наблюдателей, могло быть соответствующее слово в данном контексте. В том эксперименте, где шимпанзе общались с компьютером, клавиша, которую шимпанзе должен был нажать, чтобы включить компьютер, была переведена как слово пожалуйста. По некоторым оценкам при более строгих критериях истинное количество слов в лексиконе шимпанзе будет ближе к 25, чем к 125» [130].

В издании моей книги 2005 года, третьем на русском языке [131], я существенно расширил эту тему. Здесь я обратился к исследованиям американского приматолога Сью Севидж-Рамбо, которая еще в середине 1980-х гг. избрала принципиально новый путь в попытках научить шимпанзе пользоваться символами. Она поставила первой своей задачей избежать самообмана, возможности выдавать желаемое за действительное. Ведь именно субъективность в оценках того, что «думают» подопытные шимпанзе, во многом скомпрометировала отчеты о результатах, полученных в других исследованиях подобного рода. Она хорошо понимала, что надо быть очень доверчивым человеком, чтобы поверить в то, что Уошо использовала знак «грязный», который ее научили применять к запачканным объектам, в качестве ругательства.

Как раз такие вольные интерпретации происходящего Севидж-Рамбо имела в виду, когда в 1990 г. писала следующее: «Ни Паттерсон и Линден, обучавшие гориллу, ни Майлс, занимавшийся с орангутаном, не предоставили достаточных доказательств того, что их подопечные отдавали себе отчет в своих действиях. Таким образом, несмотря на интригующие заявления этих исследователей, трудно решить, действительно ли их обезьяны понимали значение символов и пользовались ими соответствующим образом».

Столь же скептически исследовательница относилась к работам супругов Гарднеров и Примаков. По ее мнению, способность обезьян к коммуникации не определяется, как считали названные ученые, тем, могут ли эти существа отвечать на вопросы, либо связывать те или иные действия с некими внешними стимулами. «Сущность языка людей – писала она, – это способность сообщить другому, пользуясь символами, нечто неизвестное тому до акта комму никации». Поэтому исследователь должен создать такие условия, при которых шимпанзе смогут обмениваться значимой информацией, практически полезной для них. Тем более, что в таком случае происходящее гораздо лучше поддается непредвзятому описанию и объективному анализу.

Эту программу Севидж-Рамбо решила осуществить, приступив к воспитанию двух юных самцов шимпанзе, Остина и Шермана. Опыты, проведенные с ними в пять этапов, показали, что шимпанзе, содержащимся в неволе, и в самом деле можно искусственно навязать такой способ действий, который, по признанию самой Севидж-Рамбо, во многом напоминает «примитивную коммуникацию» умственно отсталых детей. Одна из важных особенностей этого типа коммуникации состоит в том, что в высказываниях здесь преобладает императив (то есть обращенные к другим требования «говорящего» дать что-то, либо сделать для него нечто, в чем он нуждается). При развитых формах коммуникации, осуществляемых психически здоровыми детьми и взрослыми людьми, главное место занимают высказывания декларативного типа, цель которых – привлечь внимание собеседника к тому, что делает сам отправитель сообщения, либо к событиям, происходящим вокруг.

В том же третьем издании книги я коснулся более поздних опытов Севидж-Рамбо с индивидами другого вида человекообразных обезьян – карликового шимпанзе, или бонобо. Первым таким подопечным Севидж-Рамбо стал самец по имени Канзи, родившийся в исследовательском центре имени Иеркса осенью 1980 г. Именно он и его родичи стали источником новых сенсационных сообщений в прессе, вроде упомянутой выше статьи супругов Ефремовых. Если Остина и Шермана не удалось, вопреки всем усилиям, обучить пониманию разговорного языка, то Канзи и его сестра Мулика неожиданно оказались способными к этому. Они уловили связь между словами и элементами реального мира (предметами, действиями, индивидами), которые эти слова обозначают. Но узнать обо всем этом в подробностях читатель сможет из текста самой книги.