Евгений Панов - Зоология и моя жизнь в ней

Из нее я узнал всю истинную историю замалчивания в научной литературе результатов исследований Веннера, Уэллса и их коллег. Одновременно ложные взгляды К. Фриша, сенсационные с точки зрения обывателя, валом распространялись в научно-популярных изданиях.

Вот лишь один показательный эпизод. Первую статью с полным опровержением взглядов Фриша группа исследователей, возглавляемая Веннером, опубликовала в журнале Science в 1969 г. После этого ученые стали объектами настоящей обструкции. Например, уже небезызвестный нам Р. Докинз в письме в тот же журнал заявил, что они «…позволили себе подвергнуть сомнению изыскания великого биолога». Все попытки возразить Докинзу и выступить в защиту своих доводов упорно отвергались редакцией журнала Science. Как мне сообщил П. Уэллс, отказы исходили персонально от некоего Джона Е. Рингла (John Ringle). Я упоминаю здесь имя этого человека, который должен войти в историю биологии как ее антигерой, который способствовал сокрытию от научной общественности истинного лица гипотезы Фриша.

Авторы книги прислали мне 33 отзыва на нее. Они поступили от исследователей из 14 американских университетов, трех европейских, двух австралийских и Университета наук и технологий в Гонконге. Среди авторов отзывов, помимо этологов, экологов и энтомологов, также психологи, историки, лингвисты и ученые других специальностей.

Вот выдержки из некоторых отзывов. Психолог Валтер Бок из Колумбийского университета пишет: «Поздравляю доктора Уэллса и Вас с превосходной, захватывающей книгой… Вообще говоря, я давно пришел к выводу, что большая часть работ, связанных с танцами пчел, а также сама концепция языка пчел представляют собой очень плохую науку с точки зрения экспериментальной техники, логических построений в отношении проблемы, предсказаний гипотезы и ее тестирования эмпирическими данными».

Известный приматолог Стюарт Альтман из Чикагского университета так отзывается об исследованиях главного защитника взглядов К. Фриша, Дж. Гулда: «В моем курсе, читаемом для студентов, я делаю упор на критический разбор литературных источников. Одним из заданий был разбор статьи Гулда с соавторами. Студенты с легкостью обнаружили там множество несоответствий. Я был немало удивлен, читая отзыв на эту статью Торпа [137]. Как мог он думать, что эти эксперименты служат окончательным доказательством гипотезы языка танцев?»

Энтомолог Альфред Бойс из Калифорнийского университета пишет: «Я рассматриваю эту книгу как в высшей степени содержательный труд и думаю, что она должна войти в разряд обязательного чтения для выпускников университетов, особенно по биологическим специальностям». Профессор Яков Ленский из Лаборатории изучения пчел (Еврейский университет в Иерусалиме) так отреагировал на одну из последних статей авторов книги, опубликованную в 2010 г.: «Я только что получил номер журнала с Вашей статьей о фуражировании у пчел и роли в нем запаха нектара. Мои поздравления! Вы действительно реальные победители в этом долгом противостоянии » (курсив мой. – Е.П. ).

Как раз в то время, когда я переводил книгу Веннера и Уэллса, мне предложили еще раз переиздать «Знаки, символы, языки». В этом ее издании я полностью переписал главу о пчелах. Поэтому тем, кто заинтересовался темой «языка танцев», я рекомендую искать именно это издание. К сожалению, в Интернете наиболее многочисленны ссылки на другие, в основном на второе (1983), реже на третье (2005), а упоминание о последнем, вышедшем в 2010 г., встретилось мне только один раз ( http://www.mdk-arbat.ru/bookcard?book_id=686990).

«Они и мы». Это заголовок последней главы книги. Здесь подводится итог всему сказанному в ней ранее. Для начала я провожу параллель между подходами в научной работе этолога и этнографа. «И в самом деле, – сказано там, – не обязан ли ученый, задавшийся целью исследовать быт и нравы другого народа с его веками складывавшейся самобытной культурой, сознательно перестроить многое в своем привычном видении мира? Вероятно, лишь в этом случае нашему путешественнику посчастливится проникнуть в мотивы поведения жителей принявшей его страны и научиться общаться с ними «на равных» – в соответствии с их национальными особенностями и с господствующими здесь нормами жизни. Но разве достаточно для такого плодотворного общения и обоюдного понимания одного лишь знания местного языка? Конечно, нет, ибо сама языковая символика – вся система понятий, стоящих за словесными знаками, представляет собой продукт многовекового приспособления этноса к специфическим, в известном смысле уникальным условиям своего существования и культурного развития».

Подобного же рода усилие должен сделать этолог, чтобы с самого начала отказаться от уподобления наблюдаемых им событий тому, что происходит в мире людей. Он все время обязан напоминать себе, что поступки животных импульсивны и не подчиняются правилам, в соответствии с которыми ведет себя человек, следуя логике причинно-следственных отношений. Только так удастся избежать очеловечивания животных, того, что именуется антропоморфизмом – этого самого разрушительного самообмана в интерпретациях мотивов поведения братьев наших меньших. К сожалению, эта позиция не только не преодолена в этологии, но с каждым годом набирает все большую силу. Именно в этом источник заблуждений, состоящий в желании людей уподобить звуковые сигналы животных, например, дельфинов, человеческой речи.

В качестве примера того, насколько сигнализация животных далека по самой своей сути от коммуникации у человека, я привожу описание системы взаимоотношений у ящериц степных агам, о которых речь шла ранее в книге, которую вы держите в руках. Этот раздел последней главы «Знаков, символов, языков» я озаглавил так: «Сигналы, адресованные всем сразу и никому в частности». В этом суть всего такого, что на первый взгляд может выглядеть в качестве сложно выстроенного сообщения, например, изощренной песни соловья.

Остается задать вопрос, ограничиваются ли сказанным здесь различия между человеческим общением и коммуникацией у насекомых, рептилий, птиц и млекопитающих, которая с легкой руки зоологов получила столь дезориентирующее название «язык животных»? Конечно же, нет. В отличие от наших устных или письменных текстов, которые всегда предназначаются индивидуальному или коллективному адресату и, таким образом, неизменно рассчитаны на передачу содержательной информации, звуковые, оптические и химические сигналы животных зачастую выплескиваются «в пустоту». Причина этого в том, что подавляющая часть таких «сигналов» представляет собой вынужденные следствия чисто физиологических сдвигов в работе организма. Подобно тому, как работающий мотор неизбежно будет производить шум и распространять вокруг себя запах бензина, функционирующий организм животного становится источником всевозможных внешних проявлений. Все их непосвященный склонен трактовать в качестве сообщений, транслируемых кому-то извне [138]. Между тем, когда в крови соловья или дрозда увеличивается содержание половых гормонов, птицы начинают петь – независимо от того, есть ли поблизости другие особи, которым могло бы быть адресовано это пение. Немецкий орнитолог О. Хейнрот описывает перепела, выращенного среди людей. Как только эта птица, находясь в пустой комнате, начинала выкрикивать свое «подь-полоть, подь-полоть», она страшно пугалась звука собственного голоса и в панике забивалась в угол.