Ольга Книппер-Чехова - О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 1: 1899–1927

Мисаилиди пусть злится. Когда поправишься – дашь ему деньги, и пусть это тебя не волнует. Послать я совершенно не могу. Дивиденд мой остался в театре и на текущ. счету лежит пустяк самый. Все деньги уходят на провизию, на самые насущные потребности. Еще счастье, что Костя вернул мне долг.

Володя худеет, хорошеет, очень много занят, бодрый и веселый. Гаврюша время от времени ворчит с своим новым заболеванием, очень сильно страдает (воспаление мочевого пузыря).

Очень хочу видеть Володю Чехова, но он никуда не ходит, и у Миши совсем не бывает, нигде, а я очень редко могу попасть к ним, да и там его не видишь наедине.

Ну, покойной ночи. Целую крепко, здоровей, молодей. Кланяйся Полиньке. Оля

Год по содержанию.

10 дек. 1917 г. [Москва – Ялта]

Вот тебе и картинка, милая Маша, – полюбуйся [1402]. Вчера получила твое письмо, о бритая женщина, и завтра высылаю тебе лоскут черной материи – думаю, что пригодится. Сегодня не могла этого сделать, т. к. воскресенье.

Сидела сегодня весь день на заседании. Потом обедала у Ольги Лазаревны и сейчас вернулась на трамвае вместе с Саниными.

В делах Художественного театра так же сейчас трудно разобраться, как и в делах нашей несчастной России. Мы, как партия кадетов, – все благородные, интеллигентные, все понимаем как будто, а как сделать что-то, как выйти из тупика, мы при всей большой любви к нашему делу – очевидно, не можем. Один проект (Конст. Серг.) – работать и расширять дело со студиями, другие проекты – совсем отделиться от студий. И вот назначают комиссию для разработки проектов, но я, как Кутузов [1403], думаю, что это ни к чему не поведет, а будет так, как быть должно. А как это будет – не знаю. В деле, у котор. такое богатое прошлое, очень трудно решить, как надо поступать, что предпринимать…

Поправляй свои кишки и ноги, теперь самое главное – здоровье. Милый Альтшуллер и в твоей болезни не разобрался, как и в 1902 г. – в моей, – помнишь? Когда я уехала из Ялты с неострым воспалением брюшины, кот. разыгралась в Москве? А он все уверял, что я здорова. Ну, слава Богу, ты и я пока живем, не померли, все то хорошо, что хорошо кончается.

Иван Павл. был третьего дня у меня, принес лампаду, кот. я взяла из монастыря для поправки. Когда жизнь войдет в норму немного, закажу новую лампаду, не игрушечную.

Говорят все о водворении немцев у нас. Что-то назревает… Думается, что скоро прозвучит заключительный аккорд большевизма. Много темноты.

Ну, покойной ночи. Как я завидую, что тебе Полинька носит розы и хризантемы. А у меня только кактусы расцветают. Амариллис только один цвел, луковицы, верно, истощились другие.

Целую тебя, носи на здоровье чепчик, пришли свою физиономию. Оля

Год по содержанию.

18-ое дек. 1917 г. [Москва – Ялта]

Маша, дорогая, только сегодня могу тебе писать. Не знаю, как и когда дойдет до тебя мое письмо. Пути перерезаны.

16-го дек. в субботу похоронили Володю в Новодевичьем монастыре рядом с Артемом и Сулером. Он скончался 13-го около пяти час. дня. Выстрелил себе в висок в первом часу дня, когда собирался идти к Постникову на перевязку, и отец, уже одетый, ждал его… Обезумевшая мать в одном платье выскочила на улицу и бежала до твоего дома, не зная, где найти доктора. Знакомый врач увидел ее, послал за каретой скор. медиц. помощи, и перевезли его в Мариинскую больницу, где доктор признал его положение безнадежным, хотя он и дышал еще несколько часов.

Как дознались теперь, револьвер взял он у Миши, без его ведома. Я была у Миши и расспрашивала его. Володя должен был идти на перевязку, но попал вместо доктора к Мише, сидел все время у письменного стола. Миша много раз выходил из комнаты, и Володя, зная, что у Миши есть браунинг, взял его. Миша не мог понять, куда делся револьвер, подозревал даже Олю, подозревали полотеров…

Володя оставил записку родителям. Два месяца он ходил с этим решением, знал, какую муку доставит родителям, но решил, что так лучше. Подписался «нежно любящий вас Володя». Приписка: Милой Машечке благодарность за любовь – не помню хорошенько форму, но смысл такой.

Я узнала обо всем только поздно вечером, после «Трех сестер». Петров приехал до спектакля, но не позволили мне сказать. Я всю ночь не спала и рано утром поехала к ним. Часов в 11 пошла с Кокой и Викт. Алекс. [1404]в часовню. Володя лежал уже в гробу. Я положила белых хризантем вокруг головы, чтоб не видно было бритой головы, швов и раны. Он выстрелил в левый висок навылет.

В первом часу его принесли домой. Мать подошла к гробу, но не скоро. Отец не подходил, не мог. Панихиды были в 2 ч. и в 7 ч. В пятницу была Всенощная в 6 ч. и потом панихида. Вынос 16-го дек. в 9 час. утра в церковь Николая Чудотворца. Я ночевала у них последнюю ночь. В церкви было много народу. Священник, знавший Володю с детства, сказал длинную речь. Часов около двух попали мы в монастырь. Встретил хор монахинь, опустили гроб, раздался жуткий звук падения мерзлой земли на дерево гроба, и понемногу начал возвышаться холм, кот. убрали зелеными душистыми елками, поставили белый крест, прислонили к нему белый венок – от Зеля… [1405].

Родители держались мужественно, но мучительно было смотреть на них. Тихие, любящие маленькие Петровы были трогательны. Всю дорогу от церкви до монастыря они шли пешком.

Ну вот – написала тебе, как все случилось. А как дошло до этого – об этом можно много и долго говорить, когда все немного успокоятся. Я думаю, что понемногу складывалось в его душе все то, что привело его к этому решению. Резкой, определенной причины не было. Его доктор Алексеев говорит, что рано или поздно, он все равно бы кончил этим. Пиши мне все, что тебе хотелось бы узнать, что тебя волнует, на все с радостью отвечу, если это может успокоить тебя.

Будь мужественна, крепка. Неси и этот удар. Грустно, что мы не вместе. Обнимаю тебя нежно, целую. Оля

Год по содержанию.

3 янв. 1918 г. [Москва – Ялта]

Наконец-то пришла весточка от тебя [1406], милая Маша. Тяжела была неизвестность. Думаю, что ты теперь получила мое письмо, посланное по адресу Альтшуллера. Я ведь на другой день катастрофы [1407]послала срочную депешу Альтшуллеру – тебе я не решилась, т. к. не знала о состоянии твоего здоровья. Думаю теперь, что депеша не дошла. Письма отправила позднее – заказные уже не принимали, и сколько времени проблуждают простые, – не знаю. Ужасы и катастрофы всюду…

Все время думала о тебе… Все время, пока отпевали Володю, – думала о тебе. Чуешь ли ты?!

Дня за четыре до случившегося был у меня Иван Павл., заносил лампаду, кот. чинили, и был встревоженный, и я очень горячилась и говорила, что надо созвать докторов, что нельзя дальше оставлять Володю в таком состоянии. Иван ответил, что Алексеев знает Володин организм, что он прописал микстуру и Володя начал спать… 13-го дек. я отдыхала перед «Тремя сестрами» и слышу, как Даша препирается с кем-то по телефону и уверяет, что не туда звонят… Затем с улыбкой докладывает, что какой-то военный врач передает через швейцара, что Володя скончался, без фамилии. Могла ли я подумать?! Я тоже не обратила внимания и вскоре ушла играть. Викт. Алекс. приезжал в театр сказать мне, но ему не позволили видеть меня, и только по окончании спектакля мне осторожно передал это Конст. Серг., и тут же был и Петров. Я растерялась и сейчас же хотела ехать к ним. Но меня не пустили. Я не сомкнула глаз и еще при свете фонарей поехала к ним, утром… Страшно было входить. Иван с азартом топил печи и бросал какие-то реплики. София Влад. то сидела отупевшая, то начинала плакать, что-то приговаривать и обвинять себя. Обо всем случившемся говорили, но точно еще не понимали, что случилось.